Порожденная иллюзией
Шрифт:
– Как?
– Большинство моих знакомых экстрасенсов используют воображение, визуализируя сам процесс. Попробуй послать серебряную ленту через зал. Просто мысленно представь, как связываешься с кем-то из посетителей. Раз ты уже так делаешь, когда дотрагиваешься до кого-то, думаю, надо придумать что-то в этом же стиле, например, как ты перерезаешь ленту ножницами или вроде того.
Я слышу слова Коула, но думаю о другом. О том, что один из этих «знакомых экстрасенсов» – женщина, приславшая письмо, что теперь лежит у меня в кармане.
– Готова?
Я
– На ком мне попробовать сначала?
Коул указывает на даму с двумя дочерьми, которые заканчивают завтрак:
– Как насчет них?
– Хорошо.
Я смотрю на незнакомку, постукивающую пальцами по столу, будто ей не терпится уйти. Замечаю круги у нее под глазами и крепко сжатый рот, а потом протягиваю к ней ленту. Эмоции женщины направляются ко мне с удивительной скоростью. Точно, ведь присутствие Коула усиливает мои способности. Интересно, чувствует ли он натяжение нити? Мой желудок от сочувствия сжимается. Я быстро представляю пару ножниц, чтобы разрезать ленточку. Они замирают на мгновение, а потом я силой соединяю лезвия. Секунду ничего не происходит, но потом чужие эмоции, набегающие волнами, просто исчезают.
Выпучив глаза, я поворачиваюсь к Коулу:
– У меня получилось!
Он торжественно кивает, но его глаза весело блестят:
– Получилось.
– Так теперь я могу управлять своим даром?
Мое сердце колотится. Это означает свободу и обычную жизнь.
– Не знаю. Некоторые быстро учатся, потому что занимались этим годами, сами того не сознавая. Другим нужны месяцы тренировок. У тебя больше опыта, чем у прочих, из-за работы с матерью: чтение мышц, спиритические сеансы и т.д.
Я морщу нос:
– На сеансах хуже всего. Приходящие к нам люди в отчаянии. Это так тяжело…
Я опускаю взгляд на руки.
– Внушать им ложную надежду?
Сердце бьется чаще, но я молчу. Делиться можно далеко не всем.
После неловкой паузы, Коул продолжает:
– Горе – сильное чувство. Им, вероятно, тяжелее управлять. Видимо, в этом и состоит часть проблемы.
– Это разумно, – говорю, немного подумав.
Коул качает головой, в глазах его плещется сопереживание.
– Возможно, нам следует попрактиковаться на людях, чьи эмоции не так сильны, а потом перейти к другим. Сейчас мы действуем методом проб и ошибок.
Я снова откидываюсь на стуле. Возможно, я узнаю больше об Обществе психических исследований. Говорил ли доктор Беннет правду? Коул уже признал некоторые факты, но насколько все на самом деле плохо? Мне хочется спросить, знает ли Коул доктора, но желания раскрывать свои карты нет, особенно если Беннет покинул Общество со скандалом.
– Расскажи мне об этом Обществе.
Коул складывает руки перед собой, словно читает лекцию:
– «Призрачный клуб», как его называли поначалу, основали в 1862 году. В него входили такие люди, как Чарльз Диккенс и сэр Уильям Баррет. В 1870-х клуб пропал, а потом вновь появился в 1880-х уже под названием «Общество психических исследований». Вот, что
– А что неизвестно? – спрашиваю я.
Коул колеблется.
– Ходят слухи, мол, Общество пропало, потому что ученые обнаружили существование настоящих экстрасенсов и проводили исследования тайно, не желая тревожить обычных людей тем, что среди них живут такие уникумы. Впоследствии они подвели научную базу под ОПИ и снова всплыли, но официально не заявляли об экстрасенсах. Эта информация скрывается ради их же безопасности. Всегда находятся неприятные типы, желающие использовать людей с паранормальными способностями ради собственной выгоды. В большинстве случаев секретность помогает защищать экстрасенсов.
Я хочу спросить его, что он имеет в виду, но тут Коул накрывает мою руку своей, наши пальцы переплетаются. Я задерживаю дыхание, видя тепло в его глазах.
– Честно говоря, я хотел бы рассказать тебе все без утайки, но сейчас слишком многое происходит. И когда я с тобой, то все там кажется таким далеким, будто вовсе не имеет значения.
Моя кожа нагревается, а сердце тает, превращаясь в водоворот сладкого шоколада. Все, что я хотела бы сказать, вылетает из головы.
Я знаю точно, что он чувствует.
Но останутся ли его эмоции неизменными, когда я верну письмо?
Я отнимаю руку и опускаю в карман, нащупывая жесткий край конверта.
«Отдай».
Я глубоко вздыхаю и кладу письмо на стол между нами.
– Что это?
Шум вокруг нас приглушается, а во рту будто вата:
– Письмо.
– Анна, я вижу, что это письмо. – Коул поднимает конверт с небольшой полуулыбкой и озадаченно хмурит брови: – Откуда оно у тебя?
Я сглатываю:
– Взяла его у тебя из кармана. – Видя выражение лица Коула, я поспешно продолжаю: – Это случилось на прошлой неделе. Не знаю, зачем я так поступила. Мне очень жаль, я была сбита с толку.
– Ты залезла ко мне в карман, потому что была сбита с толку? – Коул говорит так резко, что я морщусь. – Ты хоть понимаешь, как оно важно?
Он открывает конверт.
Я хочу заговорить, но Коул поднимает палец, и я замолкаю. Прочитав послание, он смотрит на меня, поджимая губы.
Я делаю еще одну попытку:
– Ты должен знать, что обычно я не… – Я запинаюсь. Не могу пояснить, что чувствовала рядом с ним в вагоне в тот день. Как хотела сблизиться... – Ну ты же знаешь, что я не такая, – заканчиваю я жалкое объяснение.
Смотрю на стол, не в силах встретиться с Коулом взглядом, но чувствую исходящие от него волнами гнев и обиду.
– Анна, я не знаю, какая ты.
Меня обжигает стыд.
– Ты же не серьезно. В какой-то мере ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.
– Сейчас мне известно лишь, что ты дуришь людей за деньги и шаришь по чужим карманам, когда сбита с толку. Кто знает, может, ты и банки грабишь на досуге? Я считал, что знаю тебя, но ошибся. – Коул бросает злосчастное письмо на стол. – Держи, ты же так хотела его прочесть. Вперед.