Порридж и полента
Шрифт:
– Вы что, сошли с ума? Разве вы не видите, что она вас не любит? Сердце девушек нельзя завоевывать силой! Оставьте ее в покое! Ни одна девушка на свете не заслуживает того, чтобы из-за нее так теряли голову, и особенно того, чтобы из-за нее шли в тюрьму.
– Почему – в тюрьму?
– Я слышал, как вы только что говорили, что, если понадобится, вы убьете каждого, на кого она укажет. И я вам советую поостеречься!
– А знаете, что я могу вам посоветовать? '
– Ладно! И все же примите к сведению: вы находитесь у меня в поле зрения, так что постарайтесь
Пока они говорили, Ансельмо догнал Джозефину.
– Чего ты так набросилась на этого несчастного Пьетро7
– Он мне надоел! Вы все мне надоели!
– И я тоже?
– И ты тоже!
– Что ты себе вообразила?
– Мне нечего воображать! Ты думаешь, я не могу понять того, что говорят твои глаза и что значат твои руки, которые ты суешь всюду, куда не следует? По ночам я слышу, как ты ходишь у моей двери. Но я никогда не забываю хорошенько ее запереть на ключ!
– Ладно же, Джозефина! Если ты продолжаешь разговаривать со мной таким тоном, я пойду к дону Паскуале и скажу ему, что ты начинаешь представлять собой опасность для спокойной жизни в "Ла Каза Гранде"!
Джозефина продемонстрировала вульгарный жест, чтобы показать, что она думает о директоре, и уточнила свою мысль вслух:
– Если дон Паскуале всегда бегает так же быстро, то тогда когда я его позову, он сможет выиграть на Олимпийских играх!
Дон Паскуале, которому администратор сообщил мнение горничной, пожаловался донне Империи, которая вызвала девушку к себе. Из всех, кто работал в "Ла Каза Гранде", лишь одной маме Фортунато удавалось укротить норовистую дочь Пампарато. Сидя перед кастеляншей и держа руки на коленях, та ожидала очередного выговора. Но Империя сбила ее с толку не имеющим отношения к делу замечанием.
– Никогда бы не подумала, что ты такая красавица… Только это еще не причина для того, чтобы так невыносимо себя вести!
– Но…
– Замолчи! Мой брат мне все рассказал.
– Ну, знаете, этот!…
– Поосторожнее, Джозефина, ведь он – мой брат!
– Ваш брат, донна Империя, такой же гусь, как и все остальные! Со мной он позволяет себе распускать руки, шепчет мне на ухо отвратительные предложения, а по ночам ходит у моей двери в надежде, что я ему ее открою!
– Я поговорю с Ансельмо… Позволь мне все же сказать, что если бы ты была с мужчинами построже, они бы не бегали так за тобой! Ты пожинаешь то, что сеешь, девочка моя! Какая тебе надобность по утрам проходить через холл и вертеться там на глазах у ребят? Ты считаешь, что ведешь себя как порядочная девушка? И после этого ты еще удивляешься, что к тебе пристают?
– Я захожу туда только для того, чтобы увидеться с Фортунато.
– И что тебе нужно от моего сына?
– Я люблю его!
– Ты его любишь? А кто давал тебе на это право?
– Чтобы полюбить, не требуется разрешения, донна Империя. Я люблю Фортунато.
– Давно?
– Очень давно!
– А он?
Вместо ответа Джозефина расплакалась.
– Понимаю… Он тебя не любит?
Девушка
– Послушай меня, Джозефина… Не стоит мечтать о том, что не по тебе. У Фортунато другое призвание, чем быть мужем дочери плохого повара.
Глотая слезы, сеньорина Пампарато встала на защиту отцовской чести.
– Вы говорите о моем отце? Да лучшего повара нет на всем побережье!
– Значит, так считаете только вы вдвоем!
– Это неправда!
– Во всяком случае, этот куродер никогда не войдет в мою семью, даже через свою дочь, запомни это!
– Я пожалуюсь дону Паскуале! Вы не имеете права…
– Оставь в покое бедного дона Паскуале! Если бы здесь не было меня, я думаю, он ушел бы в монастырь! Смерть Луиджи Маргоне стала для него страшным ударом… Он считает, что обесчещен. А теперь, Джозефина, можешь идти, и оставь в покое Фортунато, иначе – берегись!
Раздираемая чувствами ненависти и отчаяния, Джозефина направилась было рассказать обо всем матери, но в коридоре она наткнулась на инспектора Паоло Кони.
– Куда это вы так быстро бежите?
– Не ваше дело!
– А вот это не так! Представьте себе, мне как раз нужно было с вами поговорить!
– Со мной?
– Да, с вами. Так что, может, пройдем в комнату, которую директор предоставил в наше распоряжение?
Когда они устроились в креслах роскошного номера, полицейский начал с вопроса:
– Вы действительно из-за чего-то переживаете, синьорина?… Или это угрызения совести?
– О чем это вы говорите?
– Синьорина, я и вправду всего лишь инспектор полиции, по при этом я не настолько глуп… Что бы ни думал комиссар Прицци, не только он один бывает прав!
– Ма ке! Какое мне дело до ваших отношений со своим начальником?
– В этой истории вы не так уж ни при чем, синьорина.
– Час от часу не легче!
Полицейский самодовольно улыбнулся.
– А мне, наоборот, все легче и легче!
– Вам?
– Да, мне… Я не верю, синьорина, что Луиджи Маргоне был убит из-за наркотиков.
– Вот как?
– Предположение о любовной истории кажется мне куда более вероятным… Вы были его любовницей?
– Вы добиваетесь того, чтобы я дала вам пощечину?
– Такая шутка может вам дорого стоить, синьорина! Я вам не мальчишка, поняли?!
– Может, вы и не мальчишка, но зато круглый дурак! Как вы могли подумать, что я могла быть любовницей Маргоне? Ма ке! За кого вы меня принимаете, а?
– За красивую девушку, которая умеет вскружить слишком горячие головы… Например, этого Пьетро Лачи?
– О, как он мне надоел!
– Надоедливый ревнивец может легко превратиться в убийцу, красавица моя.
– Значит, по-вашему, Пьетро повесил Маргоне потому, что ревновал его ко мне? Если бы я не была так расстроена, то просто бы сейчас рассмеялась от ваших слов!
– Вы хотите сказать, что были совершенно незнакомы с Маргоне?
– Конечно, знакома! Он бывал со мной очень любезен… Впрочем, вас это не касается! Надеюсь, до нескорой встречи!