Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
Вследствие болезни Жуковского Звонарей перешел с Залитерной на батарею литеры Б.
В одну из ночей он был разбужен взрывом тяжелого снаряда. Шипение и свист новой бомбы заставили его вскочить с походной кровати и отпрыгнуть к дальней стене каземата. Но взрыва на этот раз не последовало. Звонарев ощупью пробрался к выходу и приоткрыл дверь. В лицо ему пахнула ночная свежесть. С батареи доносился неясный гул встревоженных солдатских голосов.
– Сергей Владимирович, вы не спите?
– окликнули его из темноты. По голосу
– Тут и мертвые проснутся, не то что живые... В чем дело?
– Ночной салют одиннадцатидюймовых осадных мортир. Два снаряда легли за батареей.
Со стороны японцев мягко донеслись выстрелы и почти тотчас же послышался рев приближающихся снарядов.
– Закройсь!
– крикнул солдатам Звонарев и юркнул в каземат.
От взрыва бетонный пол заходил под ногами, с потолка посыпалась известка.
В дверь сильно ударил не то осколок, не то камень, отброшенный взрывом.
Выждав несколько секунд, прапорщик выглянул наружу. Места падения снаряда не было видно, но солдаты бежали к траверсу между третьим и четвертым орудиями.
Звонарев поспешил за ними. В темноте он с трудом рассмотрел кучу бетонных осколков, валявшихся на земле.
– Зарядный погреб завалило, - доложил взводный Лепехин.
– Хорошо, что порох не взорвался.
– Принесите-ка свет, - распорядился вынырнувший из темноты Гудима. Пострадавшие есть?
– Никак нет. После первых снарядов все дневальные и часовые попрятались по бетонным казематам и уцелели.
Принесли несколько фонарей. При их слабом свею разглядели, что разрушены лишь край бруствера да небольшая часть порохового погреба. Торчали в разные стороны изогнутые рельсы.
– Ну и сила же в этих бомбах!
– изумлялся Гудима, рассматривая разрушения.
– Ничего себе: снаряд - двадцать пудов, разрывной заряд - пять пудов шимозы - японского мелинита; а тут попало сразу две бомбы, - пояснил Звонарев.
– Летит!
– вдруг не своим голосом заорал кто-то, и солдаты сломя голову ринулись к укрытиям. На месте остались лишь Гудима, Звонарев и Лепехин.
– Спасайся!
– толкнул Лепехина прапорщик.
Фейерверкер тряхнул головой, расчесал пальцами свою жиденькую бороденку и спокойно ответил:
– Бог не без милости, вашбродь, а чему быть, того не миновать.
– И остался на месте.
Все трое нервно вслушивались в стремительно нараставший свист. Звонарев чувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. В сознании остро билась одна мысль, одно желание - бежать, укрыться, пока не поздно Но вместо этого он громко зевнул и срывающимся голосом спросил, который час.
– Сейчас посмотрю, - глухо ответил Гудима, и в этот момент над ними пронесся со свистом снаряд и упал далеко за батареей.
– Слава тебе господи!
– сняв шапку, закрестился Лепехин.
– Чуток прицел поменьше, и в аккурат было бы по нас.
– Без четверти
– До рассвета ничего разбирать не стоит, пойдемте-ка по домам.
Выпустив несколько снарядов, японцы замолкли.
– Это вам, Сергей Владимирович, не Залитерная, на которую с августа не залетело ни одного снаряда, - обернулся штабс-капитан к Звонареву.
– Здесь редкая ночь проходит спокойно.
Жизнь на батарее литера оказалась гораздо беспокойнее, чем на Залитерной.
– сказывалось ее расположение в первой линии обороны. В течение дня батарея по несколько раз открывала огонь и сама часто подвергалась обстрелу.
Ружейные пули почти беспрерывно посвистывали над головой, до передовых японских траншей было меньше тысячи шагов.
Звонарев усердно занялся исправлением разрушенных казематов и траверса.
Работать приходилось урывками: днем японцы внимательно следили за всем происходившим на батарее. Дело подвигалось медленно. Солдаты второго и третьего взводов работали вяло, неохотно.
– Спешить-то некуда, вашбродь, - оправдывался Лепехин.
– Лучше повременим, пока японец успокоится, не то все равно разнесет снарядами...
Японцы с каждым днем усиливали обстрел. Не зная, что еще предпринять, чтобы ускорить работы, Звонарев позвонил по телефону к Борейко и попросил у него совета.
– Позови-ка к телефону Лепехина и Жиганова, я с ними поговорю, предложил поручик.
Оба взводные пришли несколько растерянные и смущенные. Борейко говорил коротко, но внушительно, фейерверкеры сбивчиво оправдывались, затем обещали, что сегодня же все будет исполнено.
– Чем ты им пригрозил, что они так завертелись?
– поинтересовался прапорщик.
– Сказал, что вечером побываю на батарее и оторву им головы, если ремонт не будет закончен. А что смотрит Гудима, ведь он у вас за старшего?
– Занят Шуркой, перископами и своим дневником.
Едва начало темнеть, как солдаты дружно принялись за работу. Лепехин усердно подгонял своих бородачей.
– Чего вы так испугались?
– спросил Звонарев.
– Так ведь поручик обещал у всех бороды выдрать по волоску, - весело ответил взводный.
В третьем взводе работа тоже кипела.
– Днем обязательно, грит, до вас дотопаю и, ежели не все будет готово, задеру насмерть. Так и ревет в телефон, - рассказывал взводный Жиганов.
– Он могет! Не потрафишь - башку сорвет, потрафишь - водки поднесет! С таким и работать весело, - говорили солдаты.
Довольный успешным ходом работ, прапорщик вернулся в каземат. Вскоре туда пришел Гудима - он был недоволен тем, что Звонарев обратился не к нему, а к его заместителю.
– Я не люблю ссор, Сергей Владимирович, и не хочу нарушать хорошие отношения с вами, но все же вам следует помнить, что командую батареей я, поднялся Гудима.