Порт-Артур. Том 1

Степанов Александр Николаевич

– А зачем она мне, ваше превосходительство, – спокойно возразил поручик. – Японские броненосцы, что ли, ею рубить?

– Как… Не по форме одет! – уже не помня себя, кричал Стессель. – Арестовать! Убрать!

– Я, ваше превосходительство, разрешил господам офицерам во время боевых стрельб быть без оружия: шашка мешает, когда приходится подниматься на лафет для проверки наводки, – вмешался Белый.

– Не законно… Не по уставу… Самовольство… Объявлю выговор в приказе! – продолжал кричать Стессель.

Все молча глядели на бушевавшее начальство.

– У вас были попадания

в неприятельские корабли? Есть раненые на батарее? – наконец несколько успокоился Стессель.

– Выявлено три прямых попадания в головной броненосец. На батарее раненых нет, – доложил Жуковский.

Рассеянно выслушав ответы, Стессель взошел на бруствер.

Японцы начали приближаться к Артуру. В воздухе раздался зловещий свист снаряда. Стессель неожиданно проявил горячий интерес к устройству дальномера и одним махом оказался в дальномерной будке. За ним туда же спешно юркнули сопровождавшие его Водяга и Дмитриевский Остальная генеральская свита торопливо спустилась с бруствера вниз. Только Белый да Жуковский остались на месте и продолжали рассматривать японскую эскадру.

Снаряд шлепнулся перед батареей, но не разорвался. Все облегченно вздохнули. Стессель вновь зашагал по брустверу.

– Японцы приближаются, – доложил Стесселю Дмитриевский

– Да, надо немедленно вернуться на Золотую гору. Там лучше видна вся картина боя и есть связь со всеми батареями. Едемте сейчас же обратно, господа, – заторопился Стессель.

Не успела генеральская коляска проехать и половины пути, как японские снаряды вновь посыпались на Утес и на дорогу к Золотой горе.

С батареи было видно, как вся сопровождающая генерала кавалькада вдруг вскачь понеслась в гору, обгоняя генеральский экипаж. Стессель, с ужасом оглядываясь на море, стоял в экипаже и усиленно наколачивал кучера в шею. Испуганные близким разрывом снаряда, лошади подхватили и понесли.

Глядя на эту сцену, Борейко громко захохотал.

– Нечего сказать, храбрецы! Пока тихо – орлы, а как заслышат свист снаряда, сразу мокрыми курицами становятся.

– Вы бы потише, Борис Дмитриевич, солдаты все же вокруг, – обратился к нему Жуковский. – Подите лучше проведайте Чижа – уж не умер ли он там со страху

Борейко застал Чижа все еще усиленно охающим.

– Поправляетесь? – буркнул Борейко.

– Ох, нет! У меня, наверное, от удара в живот будет перитонит. Как только поправлюсь, я этого чертова Зайца до полусмерти изобью, чтобы он на будущее время смотрел, куда бежит.

– Напрасно: он был взволнован так же, как и вы.

Дав еще два-три залпа по берегу, японцы скрылись в море.

– Отбой! Пробанить орудия [32] , – скомандовал Жуковский.

Когда батарея была приведена в порядок, Жуковский, выстроив солдат, громко поблагодарил их за службу.

– Рады стараться! – дружно и весело ответили солдаты.

– Вам бы так генералу отвечать. А то теперь без крестов остались, – упрекнул их Жуковский.

– Успеем еще заработать не один раз, – ответил за солдат Борейко, – и Георгиевские и деревянные. Первых поменьше, вторых побольше.

[32]

Пробанить

орудия – прочистить дуло орудия банником, то есть специальной щеткой на длинном древке.

– Разойдись! – отпустил роту капитан я стал спускаться с батареи.

В глубоком погребе, сплошь заставленном бочками с кислой капустой, солеными огурцами, солониной и прочими продуктами, во время боя собралось все тыловое население Электрического Утеса: писаря, артельщики, каптенармусы, кузнецы, портные и прочий нестроевой люд, обслуживающий батарею и роту. Возглавлял их сам ротный фельдфебель-Денис Петрович Назаренко, которого Жуковский оставил наблюдать за порядком в тылу. Тут же в погребе восседала на скамье краснолицая жена фельдфебеля со своей шестнадцатилетней рослой дочкой Шуркой.

Когда стихли орудийные выстрелы, все население погреба вылезло наружу.

– Спасибо за службу! – шутливо крикнул им Борейко.

– Рады стараться, – смущенно ответили «герои».

Поддерживаемый денщиком, к ним медленно подошел Чиж. Он все еще не оправился и потерял свой фатовской вид. Прежде всего он потребовал от Жуковского немедленного предания суду Зайца «за умышленное нанесение удара своему офицеру».

– Бог с вами, Александр Александрович. Да он со страху ничего не видел, когда на вас налетел. Какой же тут суд. Ну, выругайте дурака, только и всего, – удивился Жуковский.

– Нет, тут умышленное нападение солдата-еврея на русского офицера. Это, если хотите, оскорбление чести мундира, прошу суда, – настаивал Чиж.

– Вы еще не совсем оправились, дорогой, отдохните, успокойтесь, тогда мы и поговорим с вами об этом, – не соглашался Жуковский и пошел к себе.

– Тогда я сам расправлюсь с Зайцем, по-свойски, – вспыхнул Чиж.

На свою беду. Заяц как раз в это время проковылял невдалеке.

– Заяц, сюда! – окликнул его Чиж.

Солдат подошел и испуганно смотрел на офицера.

– Как ты, сволочь, смел сбить меня с ног? – заорал капитан.

– Виноват, ваше благородие, нечаянно, с перепугу, – залепетал Заяц.

– Брешешь, жидовская морда, нарочно. – И Чиж со всего размаху ударил солдата по лицу.

Удар был так силен, что Заяц едва устоял на ногах. Из разбитого носа и губ потекла кровь, на глазах показались слезы. Но, скованный дисциплиной, он продолжал стоять навытяжку.

Чиж бил его долго и с остервенением, пока Заяц, покачнувшись, не стал медленно опускаться на землю.

– Встань, стерва! – заорал капитан и, ткнув его ногой еще несколько раз, ушел.

Солдаты издали наблюдали за избиением и поспешили на помощь к Зайцу, лишь только офицер отошел. Его подняли и понесли в казармы.

– В чем дело? – спросил появившийся Борейко.

Солдаты рассказали ему о происшедшем.

– Отнести Зайца в казарму, отлить водой и прислать ко мне взводного Родионова, – распорядился Борейко.

Когда Родионов, такой же огромный и массивный, как и поручик, не спеша, с чувством собственного достоинства подошел к Борейко, последний приказал: