Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
– Быть этого не может, – полушепотом проговорила она.
– Я вполне уверен, что первым откажется повиноваться приказу о сдаче все тот же Кондратенко, и гарнизон его поддержит. Недавно я шутя спросил его, что он будет делать при известии о сдаче Артура. Он совершенно серьезно ответил, что арестует начальника, отдавшего такое приказание, и будет продолжать сражаться до последнего человека.
– Анатоль об этом знает?
– Я не доводил до сведения его превосходительства.
– Напрасно. Я сама расскажу ему обо всем. Спокойной ночи. – И генеральша удалилась.
– В чем там дело? –
Вера Алексеевна передала свой разговор с Рейсом. К известию о смерти Сахарова генерал отнесся совершенно спокойно. Но награждать Сахарова все же не согласился.
– Одним жуликом в Артуре стало меньше, царство ему небесное, – пробормотал он зевая.
– Как ты можешь так говорить о покойнике? О них или не говорят, или говорят хорошо.
– В могиле все безукоризненно честны, Верунчик. А Рейс – хитрая лиса, себе на уме, вроде твоего Кондратенко. Два сапога пара. Крестов же за мошенничества пока не дают.
– Виктор Александрович всецело предан тебе и твоим интересам…
– Потому что сидеть в штабе гораздо спокойнее, чем командовать полком на позиции: больше шансов уцелеть.
– Когда ты думаешь кончить воевать, Анатоль? – спросила генеральша.
– Это вопрос сложный. Если Артур падет раньше времени, я за все буду отвечать. Выгонят меня со службы.
– У нас кое-что есть в Шанхайском банке.
– На три-четыре тысячи долго не проживешь.
– А золото, которое хранилось в Артуре?
– О нем, конечно, знают японцы и все отберут при капитуляции.
– Можно попробовать с ними договориться.
– Снявши голову, по волосам не плачут. Сдавши крепость, об условиях капитуляции не говорят.
– Тогда нужно начать переговоры заранее.
– О сдаче? – даже приподнялся на кровати генерал.
– Если Артуру суждено пасть, то надо хоть себя обеспечить в материальном отношении. Служишь ты почти сорок лет, а, в сущности, гол как сокол; нищ как церковная крыса.
– Это-то, конечно, верно, но твои планы очень опасны, – уже неуверенно проговорил Стессель.
– С точки зрения гуманности тоже не следует затягивать оборону, так как это поведет к лишним, напрасным жертвам. Ты подумай, сколько жен, матерей и детей будут за тебя молиться богу, если ты сохранишь их мужей, сыновей и отцов.
– Этот вопрос надо как следует обдумать, а за Кондратенко установить негласное наблюдение: не ведет ли он интриг против меня? Но кому это поручить?
– Конечно, Фоку. Он ведь из жандармов и хорошо знает, как это следует организовать.
– Завтра же с ним об этом переговорю.
– А заодно и о сроках обороны, – вставила Вера
Алексеевна.
В тот же вечер, когда Гантимуров возвращался домой после безуспешной попытки повидать Стесселя и пожаловаться на Фока, он был убит случайной пулей, залетевшей в город.
– Потарапливайтесь, Сергей Владимирович, – будил Рашевский заспавшегося Звонарева. – К десяти часам на форт номер два должен прибыть генерал Смирнов. Он лично хочет взорвать заложенный нами в левой галерее камуфлет [53] .
[53]
Камуфлет –
Обжигаясь горячим чаем, глотая целиком куски холодной конины, прапорщик одновременно одевался. Через несколько минут он уже шагал рядом с подполковником по военной дороге. Стоял ясный, солнечный день. Японцы усиленно обстреливали все форты и тылы крепости. Русские батареи молчали
После ночного дождя было свежо, еще не высохшие лужи блестели под лучами солнца. Рашевский громко хохотал, слушая рассказ о ранении Стесселя и о награждении Звонарева.
– Смех-то наш сквозь слезы Больно все это грустно и гнусно. Служить бы каждый из нас рад, но прислуживаться тошно, – заметил Рашевский, выслушав рассказ.
– Зато меньшинство, которое вьется около начальства, процветает, осыпаемое наградами.
– Вот и на форту втором. Решили мы подорвать японскую минную галерею. Рассчитал я заряд, получилось около трех пудов пороха, а у Григоренко вышло в два с лишним раза больше. Мы заспорили. Подошел Смирнов и давай тоже считать. Досчитался чуть ли не до десяти пудов. Если взорвать такой камуфлет, то может обнажиться тыльная стена капонира. Сколько я ни возражал – не слушают, а Григоренко не смеет перечить начальству. Вот и заложили девять с половиной пудов. Сделали забивку, теперь сам Смирнов прибудет для того, чтобы замкнуть ток мины.
– И получить крест за вашу работу…
– Вернее, наградить деревянными крестами добрый десяток наших солдат, если только все выйдет, как я предполагаю.
– Быть может, сообщить об этом Стесселю, он остановил бы своей властью это дело?
– Что вы! – замахал руками Рашевский. – Если только сунуться сейчас к нему, жена раскричится. Нет, надо идти на форт и там по возможности обезвредить генеральскую затею.
На форту они застали нового коменданта, молодого поручика Фролова. Он проявлял кипучую деятельность. Противоштурмовые пушки в полной боевой готовности находились на брустверах. Рядом с ними сидели на земле номера. На тыловом капонире поставили пулеметы и старые полевые пушки. Капонир вооружили малокалиберными скорострельными морскими орудиями. Гарнизон был разбит на три части. Одна часть гарнизона спала в нижней казарме, другая дежурила в верхней, а третья караулила снаружи. Даже на укрытом ходу над контрэскарпной галереей усилился караул. Молодой артиллерийский поручик носился по форту, примеряя, где бы еще можно было установить орудие или миномет. Солдаты сразу повеселели и имели бодрый вид. Около минных галерей Рашевский и Звонарев нашли прапорщика Берга.
– Выдержит забивка? – спросил его Рашевский.
– Думаю, что выдержит, но боюсь, чтобы свод или стены каземата не дали трещины при взрыве камуфлета, – ответил минер.
– Тогда микадо должен будет наградить Смирнова большим орденом за его помощь японским саперам!
– Во всяком случае, отсюда и из контрэскарпной галереи надо будет вывести всех людей, а также убрать часовых с укрытого хода и брустверов, – распорядился Рашевский.
– Генерал Смирнов! – торопливо доложил Один из стрелков.