Порт-Артур. Том 2

Степанов Александр Николаевич

– Вам страшно, Надюша? – спросил он, беря молодую женщину за руку.

– Да, – откровенно проговорила Акинфиева. – Кажется, что вот-вот снаряд попадет сюда и всему будет конец.

– Идите вниз и спрячьтесь в подвал. Там безопасно, – предложил Звонарев.

– Но вы-то останетесь здесь один, и вам будет вдвое страшнее. В такие минуты вдвоем бывает гораздо спокойнее.

Прапорщик благодарно посмотрел на нее.

Вдруг здание вздрогнуло до самого основания. В окнах блеснуло яркое пламя. Свет погас. Посыпались стекла, захлопали двери,

из коридора донесся громкий вопль. Акинфиева в ужасе бросилась к окну, как бы желая предохранить Звонарева от осколков стекла. Прапорщик быстро присел на кровати и, спустив ноги на пол, собирался ей помочь, но острая боль в ногах заставила его свалиться на постель.

Прикрыв окна ставнями, Надя ощупью приблизилась к постели.

– Где вы, Сережа?

Звонарев откликнулся, Акинфиева осторожно присела на кровать. Новый взрыв заставил ее испуганно вскрикнуть и инстинктивно склониться к больному. Звонарев обнял ее и прижал к себе.

– Не надо, Сережа, – испугалась Акинфиева и быстро вскочила с кровати. – Какое варварство – специально обстреливать госпитали, – проговорила она. – Мы же, лечим их раненых наравне со своими, а они…

– По-видимому, вопросы гуманности чужды японской военщине, – ответил Звонарев.

Вскоре бомбардировка прекратилась, и Акинфиева стала прощаться.

– Андрюша с десантом «севастопольцев» сейчас находится в резерве около Скалистого кряжа. Я на время перебралась в Пушкинскую школу и буду изредка заглядывать к вам.

Звонарев быстро поправлялся. Он даже бродил по палате на костылях. Варя внимательно следила за ним, как любящая мать следит за первыми шагами своего ребенка, боясь, чтобы он не оступился и не упал.

Частый обстрел госпиталя делал пребывание в нем не безопасным. Зайдя как-то в палату. Миротворцев разрешил Звонареву походить на костылях по двору.

– Только не увлекайтесь. Ступайте пока только на левую ногу, правую надо еще поберечь.

– Скоро ли вы его выпишете, Сергей Романович? – спросила Варя.

– Для строя он пока не годен, а если его поместить в частной квартире – можно выписать хоть завтра.

– Вот и отлично! Переговорю сегодня же с папой и мамой, и ты поедешь к нам, – решила Варя.

Но Звонарев заупрямился, не желая стеснять Марию Фоминичну.

– Что вам за охота сидеть здесь, подвергаясь опасности постоянных бомбардировок? – проговорил Миротворцев. – Ехали бы куда-нибудь на Ляотешань или Тигровый полуостров. Там совершенно спокойно, а у нас даже на дворе начинают летать ружейные пули. Дальше будет еще опаснее.

– Мы переберемся на Электрический Утес, – надумала Варя.

– Но там нет места, – заколебался прапорщик.

– Найдем. Освободилась комната Жуковского и Чижа. Я помещусь вместе с Катей или Шурой, – быстро решила Варя.

– Необходимо также ежедневно массировать ноги, – предупредил Миротворцев.

– Я сама буду делать ему массаж.

Через день, тепло попрощавшись с Миротворневым, Звонарев осторожно спустился в вестибюль и с Варей

сел в экипаж Белого. Вася торжественно водрузился на козлы рядом с кучером.

Старый город производил жалкое впечатление. Разбитые дома, изрытые воронками мостовые и тротуары, обугленные стропила, закопченные стены – все это говорило о войне и длительной осаде. Около дома Стесселя стояла группа пестро одетых женщин, окруженных полицейскими. Среди них Звонарев, к своему удивлению, заметил Лолочку и Лелю Лобину. Женщины о чем-то громко спорили с городовыми.

– В чем дело, Леля? – остановила экипаж Варя.

– Я шла по улице, когда ко мне подлетел этот субъект и потащил сюда. Оказывается, он принял меня за проститутку и повел на расправу к самой Вере Алексеевне.

– Немедленно отпустите ее! – сердито крикнула Варя полицейскому.

– Я эту госпожу хорошо знаю, она жена офицера.

Сейчас же освободите ее, – обозлился и прапорщик.

– Не имею права, – угрюмо твердил фараон.

– Садись к нам в экипаж, Леля, – пригласила подругу Варя.

Но полицейский схватил учительницу за руку. Лобина вырвалась и бросилась к экипажу. Полицейский схватил ее за пальто. Вне себя от гнева Звонарев ударом костыля сбил полицейского с ног.

В этот момент отворилась дверь, и на крыльце появилась Вера Алексеевна в сопровождении ротмистра Водяги.

– Варя, мосье Звонарев, что за расправа с городовым? – пропела генеральша сладким голоском. – Никак не ожидала, что вы столь темпераментны, господин Звонарев. Вы, верно, еще не оправились от ранения и не вполне здоровы!..

Варя, запинаясь и путаясь от волнения, объяснила генеральше все происшедшее.

– Таких «жен» у каждого мужчины бывают десятки. А вам, сударыня, – повернулась генеральша к Леле, – как учительнице, стыдно якшаться со всякой тварью. Пусть это будет вам впредь наука. Вы свободны!

– Старая жаба! – выпалила Лолочка, глядя на Стессельшу.

– Повтори, повтори, что ты осмелилась сказать? – повернулась к ней генеральша.

Тут Лолочка пустила в ход весь свой обширный лексикон нецензурных выражений, так что даже видавший виды Водяга оторопел. Вера Алексеевна поспешила зажать уши.

– Эту мерзавку сейчас же выпороть, сто розог! Остальных на неделю отправить в портомойню, – распорядилась она.

Звонарев приказал кучеру поскорее трогаться. Все еще взволнованную Лелю довезли до Пушкинской школы.

– Я презираю эту грязную Лолку, но Стессельшу она выругала поделом и за себя и за Лелю, – говорила Варя. – На месте Стаха я застрелила бы Веру Алексеевну за такое оскорбление жены

– Приходится радоваться, что у тебя будет всего только муж.

Не успели они доехать до Утеса, как их обогнал экипаж с матросом на козлах. В нем торжественно восседала Лолочка рядом с мичманом, флаг-офицером Григоровича.

– Моему старику пришлось основательно раскошелиться, чтобы освободить меня, – крикнула она. – А здорово я отделала эту старую.