Портальеро. Круг второй
Шрифт:
Мы — русские! А значит — правда с нами.
Привыкли мы всегда, везде и всюду всех спасать
Неважно под какими небесами…
7490 год от сотворения мира.
Где-то в Баварии другого мира.
— Седи поред ватре, пријатељу! (серб. Садись у костра, друг!)
Я понял то, что мне сказал Мирко, только после его жеста рукой. Вот ведь как. Некоторые слова на его языке очень похожи на наши, а когда они все вместе, ничего не понятно. Но судя по жесту, он приглашает мне присесть у костра. А я не против. Присел
Запах жаренного мяса уже давно щекотал мне ноздри, а сейчас терпеть его и вообще никаких сил не осталось. Нет… Я-то сам сдерживался как мог. Приличия соблюдал. Но мой живот меня выдал. Он заурчал так громко, что звуки, издаваемые им, услышали, наверное, не только эти двое, но даже и спящие на деревьях птицы.
— Јеси ли гладан, пријатељу? (серб. Ты голоден, друг?)
— Да. Голоден.
— Узми га! Ово је укусно месо! (серб. Возьми! Это вкусное мясо!)
Мирко протянул мне насаженное на прутик мясо. Я не стал долго раздумывать, и тут же вгрызся в него зубами, урча от удовольствия. Кусок исчез в мгновение ока.
— Что это было за мясо? — спросил я. — Есть ещё?
Похоже, что он прекрасно меня понял, и протянул мне новый кусок.
— Ово је гопхер. (серб. Это — суслик.) — пояснил он.
— Гопхер? — переспросил я.
— Да. Гопхер. — подтвердил он мне.
Но видя мой недоуменный вид, он поискал что-то в темноте, и показал мне ещё одну, неразделанную пока ещё тушку.
— Гопхер.
«Грёбанный Экибастуз. Это же суслик. Полевой грызун, мать его. Практически, большая крыса.» — подумал я и с аппетитом вгрызся во второй кусок, быстро прикончив и его.
— У нас этого зверька называют — суслик.
Богомир слушал меня очень внимательно.
— Суслик? — спросил он, снова показывая мне тушку.
— Да. — подтвердил я.
— Гопхер. — проговорил он, а потом добавил. — Суслик.
— Да. Суслик — гопхер.
— То је јасно. (серб. Понятно.) — улыбнулся он.
Только теперь, утолив свой первый голод, заморив, так сказать, червячка, я обратил внимание, на девочку, что сидела по другую сторону костра. Коротко стриженная. Хотя слово «стрижка» к её причёске никакого отношения не имело. Её русые волосы были грубо обрезаны клоками. Похоже, что это кто-то сделал тупым ножом. И при этом, этот кто-то о парикмахерском ремесле ничего и никогда не слышал. На вид ей можно было дать лет тринадцать-пятнадцать. Хотя я могу и ошибаться. Она была худая и чумазая. Её лицо… Его наискось пересекал багровый рубец, а левый глаз скрывала грязная тканевая повязка.
Микро заметил моё внимание к девочке и тут же представил её.
— Ово је моја сестра Мирослава, али може да се зове и Мирка. (серб. Это моя сестра Мирослава, но её тоже можно звать Мирка.)
Я поднял руки, как бы сдаваясь.
— Богомир. Я так запутаюсь. Ты Мирко и она тоже Мирка. Можно я буду тебя называть Мирко, а её — Слава.
Свои слова я подкреплял жестами,
— Може. — сказал мне Мирко.
— А что с твоей сестрой? — спросил я его. — Почему у неё повязка на глазу?
Парень посмурнел. Он был ненамного старше меня. Лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Но сейчас он вдруг стал выглядеть очень взрослым и серьёзным.
— Има повезе на очима јер су је бичевали… Око више не види. (серб. Повязка у неё на глазу, потому что её ударили плетью… Глаз больше не видит.)
Не знаю, что меня дёрнуло за язык, но я тут же спросил.
— Могу ли я посмотреть её глаз?
— За шта? (серб. Зачем?)
— Я хочу помочь.
— Како можете помоћи? (серб. Чем ты можешь ей помочь?)
— Если у меня получится, то я попробую вернуть ей зрение.
— Шта ако не успије? (серб. А если не получится?)
— Если не получится, то всё просто останется как было.
— Јеси ли чаробњак? (серб. Ты — колдун?)
Признаваться в этом не хотелось, поэтому я уклончиво сказал.
— Целитель…
— Исцелитељ? (серб. Целитель?) — удивлённо произнёс Мирко.
Похоже это было его второе серьёзное удивление за сегодня. В первый раз он так же отреагировал, когда я ему сказал, что русский.
— Да. — стараясь говорить как можно серьёзнее, ответил я.
— Можете ли јој помоћи? (серб. Ты сможешь ей помочь?) — в его голосе звучало недоверие.
— Я буду стараться.
Правило «обещать — не значит жениться» тут не сработало бы. Но я почему-то решил, что мне очень надо, чтобы у меня сейчас, именно сейчас, получилось бы сделать это чудо. Если всё получится сейчас, то и всё остальное тоже. Тем более, что я уже и раньше делал похожее чародейство. Заживлял же я свою руку, после ножевого ранения. Хотя самому себе легче приказать, чтобы кожа срасталась и порезанные ткани восстанавливались.
Мирко о чем-то шептался со Славкой. Из всего разговора я уловил только «руски» и «исцелитель»… Она с испугом смотрела на меня.
— Мирко. Мне надо, чтобы Слава — поверила в меня.
Он кивнул и строго сказал ей:
— Веруј у њега, девојко! Он жели да ти помогне. (серб. Поверь в него, девочка! Он хочет помочь тебе.)
Она кивнула, хотя уверенности в её взгляде не прибавилось. Да и трудно что-то понять, когда на тебя смотрит только один глаз. А ведь я даже не знаю, что там с другим глазом… Надеюсь, что от него там, хоть что-то, но осталось?
— Мирко! У вас вода есть?
— Да. — он протянул мне котелок. — Овде у лонцу. Хтели смо да направимо чај. (серб. Вот в котелке. Мы хотели сделать чай.)
— Подогрей на костре! Славе надо умыть лицо. Нельзя, чтобы осталась грязь.
Он внимательно меня выслушал, а потом пристроил котелок с водой над огнём.
— Надо вскипятить, а потом остудить воду.
Мирко кивнул. Но я заметил, что он снова слушал меня слишком уж задумчиво. Следующую фразу я проговорил очень медленно, стараясь отчётливо выговаривать каждое слово.