Портальных Дел Мастер. Книга Вторая
Шрифт:
Перекладывать ответственность — это вообще базовая потребность любого человека, наравне с дыханием и питанием.
Однако! Ляпнуть слово «сопротивление» невпопад будет подозрительно, а потому:
— Ваша Честь, — осторожно начал Роман Романович. — Моё первое заявление никак не относится к делу, но я просто не могу смолчать.
— Что такое? — нахмурился Баскаков.
— Хочу обратить ваше внимание на отвратительную работу коммунальных служб Мосгорсуда. Перед заседанием мне довелось побывать в уборной на втором этаже и…
— Роман
— Нет, подождите! Это важно! Театр начинается с вешалки, не так ли!?
— Театр, а не суд. И с вешалки, а не с…
— Так вот! Хочу заявить! Туалетный ёршик в одной из кабин находился в плачевном… нет! В ужасающем состоянии! Как будто бы смываемое дерьмо оказало сопротивление, и его этим самым ершом колотили, — тут Роман Романович обернулся в зал и подмигнул истово охреневающей Воронцовой.
Наталья Эдуардовна опустила глаза в пол, вздохнула и помотала головой, а вот судья даже бровью не повёл.
— Роман Романович, я вынужден вынести вам первое предупреждение. Суд не место для подобных…
— Долой суд! — раздался крик из зала. — Долой Кольцовых!
Это на задних рядах вскочил на ноги молодой парнишка в сером худи с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо. Юношеские прыщи, разноцветные фенечки на запястье и не совсем осознанный взгляд — ну вылитый экоактивист.
— Долой старые имперские порядки! — продолжил орать парень. — Свободу Апраксиным! — а после вытащил из просторных карманов два увесистых перцовых баллончика, поднял их над головой, зажмурился и начал распылять.
Пока охрана среагировала и протолкалась сквозь поток убегающих от него людей, весь зал уже заполнился перцовой дрянью. Воцарилась паника. Красноглазые барышни с потёкшей тушью и достопочтенные господа с зарёванными лицами кашляли, хрипели и орали на все лады. А вот репортёры радовались — и то материал.
Баскаков напоследок постучал молотком, чисто для проформы и в никуда сообщил о том, что слушание переносится на завтра, и тоже двинулся на выход.
Неразбериха улеглась лишь спустя полчаса.
Что до парнишки с перцовкой, то… Наталья Эдуардовна заверила Апраксина, что тот не получит никакого наказания. И даже наоборот — за эту свою выходку продвинется по службе в Канцелярии. А сам инцидент повесят на кого-нибудь, кому и без того светит пожизненное. За телевизор в камере, например. Или за хороших соседей.
А ещё:
— Завтра такое не прокатит, — сказала Воронцова. — Охрану усилят, так что нужно придумывать что-то новое.
— Придумаю, — заверил Роман Романович.
Крики репортёров, чёрная машина с государственными номерами и путь в Мытищи. В пустой квартире на Станционной делать Апраксину было категорически нечего, поэтому он как был в деловом костюмчике, так и отправился на склады Ивашкиных.
Болтая с Ма ни о чём и попивая чай, Роман Романович скоротал время до портала.
Ведь при любом раскладе, слушание должно было закончиться
— Бывайте, — раскланялся Апраксин и ушёл «домой».
Сами дети появились гораздо позже, чуть ли не к полуночи. Злые, помятые и замученные — точно такие же, как и вчера. Наскоро перекусив, они всей толпой молча сидели у костра и тянули руки к огню. Рожи у всех, — кроме жён Лёхи, само собой, — были красные, как будто бы обмороженные или обветренные.
Ещё и шубы эти, с которыми они теперь не расставались…
Судя по всему, в рифте было реально холодно. За что-то же он всё-таки был окрещён «проблемным», верно?
Однако в то, что именно происходит внутри, Романа Романовича не посвящали. По обрывкам фраз, которыми перебрасывались Ярик, Лиза и остальные, он не мог составить полную картину. Какой-то колокол. Какой-то якорь. Гарпун какой-то. Чушь, если одним словом.
Допытаться по мысленной связи у драконов тоже не получалось. Те уже второй день подряд выматывались в чепуху, и как только попадали в Дракон-Коньячный, сразу же ложились отсыпаться.
— А мы выиграли ещё один день, — попытался завести разговор Роман Романович.
— Молодец, бать.
— А у вас там как дела?
— Хреново, бать.
— А чего так?
— Забей, бать.
— Ну вы же справитесь?
— Наверное, бать, — вздыхал Ярослав и повторял: — Наверное.
Вот и всё.
Вот и вся беседа.
Затем тревожный короткий сон, побудка и портал в Академию, где уже ждала Воронцова.
На второй день сотрудники Тайной Канцелярии не придумали ничего умней, чем симулировать у Романа Романовича сердечный приступ.
— Это я могу, — заверил Апраксин. — Меня в детстве в артисты пророчили. Ах, как я играл в школьных спектаклях! Как играл! Моего ежа, должно быть, до сих пор не переплюнули.
— Какого ежа?
— Из «Теремка», само собой. Я ёж! — Роман Романович воздел кулаки к небу. — Меня голой рукой не возьмёшь!
Короче говоря, план был хорош. А чтобы лишний раз не бесить Баскакова, разыграть спектакль было решено как можно раньше, не дожидаясь слова обвинителя.
— Как только услышишь что-то максимально несправедливое, сразу же хватайся за сердце, — дала своё наставление Воронцова.
За триггер Роман Романович выбрал слова судьи: «передать попечительство над детьми в пользу Сергея Серафимовича Кольцова».
— А-а-а! — вскрикнул он, скривил лицо, обеими руками упёрся в трибуну и начал хватать ртом воздух, делая вид что никак не может продохнуть. Короче говоря, не «ай-ай-ай» и руку на грудь, а вполне себе правдоподобное иммерсивное представление.
Далее Роман Романович изобразил головокружение. Он отвернулся от судьи и сделал пару неуверенных шагов к выходу, дескать, ему так плохо, что уже на всё насрать и ему срочно нужно на воздух, ну а затем его «повело» назад.