Портной из Панамы
Шрифт:
— Добрался без проблем?
— Спасибо, Энди, все хокей! А как ты?
— Есть при себе какие-то материалы, хранить которые лучше у меня?
Пошарив в кармане панабризы, Пендель извлек пресловутую зажигалку, снова полез в карман, на сей раз за монеткой, с ее помощью отвинтил нижнюю часть зажигалки и вытряхнул из нее крохотный черный цилиндрик. И положил перед Оснардом на постель.
— Боюсь, тут только двенадцать, Энди. Но потом подумал, все равно лучше передать тебе. В мои дни мы всегда ждали, пока не изведем всю пленку, только потом отдавали ее в проявку.
— Никто за тобой не следил?
Пендель покачал головой.
— Ну а что будешь делать, если они вдруг к нам ворвутся?
— Тебе видней, Энди. Я постарался выехать как можно раньше. И посоветовал моим источникам информации не высовываться или же поехать отдохнуть куда-нибудь за границу. Ну и не возобновлять свою деятельность, пока не состоится контакт между мной и тобой.
— Как?
— При возникновении срочной необходимости звонить только из автомата на автомат, в условленное время.
Оснард велел Пенделю перечислить все эти условленные часы.
— Ну а если не сработает?
— На этот случай всегда есть ателье, верно, Энди? И мы всегда можем условиться о дополнительной примерке твидового пиджака, тут уж никому не подкопаться. Не пиджак, а просто сказка, — добавил он. — При раскрое я всегда чувствую, хороший получится пиджак или нет.
— Сколько писем ты послал мне со дня нашей последней встречи?
— Всего три, Энди. Все, что успел за это время. Столько дел сразу навалилось, ты просто не поверишь. Но думаю, что все расходы по обустройству клубной комнаты скоро окупятся.
— Что за письма?
— Два счета и одно приглашение посетить открытие нового отдела в бутике. Нормально получились? Потому что я иногда беспокоюсь.
— Ты слишком слабо нажимаешь на ручку. И написанное теряется, почти не видно. Ты чем пользуешься, шариковой ручкой или карандашом?
— Карандашом, Энди, как ты мне и велел. Оснард порылся на дне портфеля и достал простой деревянный карандаш.
— В следующий раз пиши вот этим. Видишь две буквы "Н"? Двойная жесткость.
Две дамочки на экране бросили своего кавалера и начали ублажать друг друга.
Так, сначала снабжение. Оснард протянул Пенделю баллончик со спреем против мух, в котором находились кассеты с чистой пленкой. Пендель потряс его, надавил на колпачок и довольно усмехнулся, увидев, что работает. Особое беспокойство он почему-то проявлял по поводу копирки: не потеряла ли эта бумага за время хранения яркость, не высохла ли, Энди? Оснард протянул ему свежую пачку и напомнил, что после использования от копирки надо немедленно избавляться.
Теперь об агентурной сети. Оснарду хотелось услышать о прогрессе в работе вспомогательных источников и все записать себе в блокнот. Источнику под кличкой Сабина (второе "я" и звездное воплощение Марты), диссидентствующей студентке, отвечающей за кадры тайных маоистов в Зль Чорилло, требовался новый печатный станок, чтоб заменить им старый, сломанный. Стоимость — пять тысяч долларов или около того. Но, возможно, Энди знает, где раздобыть подешевле, старый, но действующий?
— Пусть покупает сама, — коротко буркнул Оснард, записывая в блокнот «печатный станок» и «десять тысяч долларов». — Она что, до сих пор еще
— Да, Энди. И будет думать так до тех пор, пока Себастьян не убедит ее в обратном.
«Себастьян» был еще одним изобретением Марты и являлся любовником Сабины. А заодно — адвокатом бедняков и удалившимся на покой борцом против режима Норьеги. Благодаря близости к беднякам он мог черпать сведения из самой «глубинки», в том числе и о подпольной жизни арабско-мусульманской общины в Панаме.
— Что слышно от Альфа-Беты? — спросил Оснард.
Вспомогательный источник под кодовым именем Бета был не кто иной, как сам Пендель, член Национальной Ассамблеи консультативного комитета по каналу, в свободное время занимавшийся банковским дилерством. Причем клиентами его были самые респектабельные семьи. Альфа, доводившаяся Бете тетей, служила секретаршей в Министерстве торговли Панамы. В Панаме у каждого имелась тетушка, работавшая в каком-нибудь полезном месте.
— Бета в данное время находится за городом, Энди, умасливает своих избирателей, вот почему от него пока ничего не слышно. Но в четверг у него состоится весьма интересная встреча в Министерстве торговли и промышленности Панамы. А в пятницу — обед с самим вице-президентом, так что виден свет в конце туннеля. А как Лондону понравилось его последнее сообщение? Наверняка оценили, да? Потому что порой у него складывается впечатление, что его не слишком ценят.
— С этим все о'кей. Пока что.
— И еще Бета интересуется, скоро ли поступит обещанное вознаграждение.
Оснарду, похоже, тоже было это интересно, поскольку он черкнул в блокнот несколько слов и даже вывел какую-то цифру и обвел кружочком.
— Дам тебе знать в следующий раз, — сказал он. — Что с Марко?
— Наш Марко, что называется, очень даже неплохо устроился. Как-то провели вместе вечер в городе. Встречался с его женой, вместе выгуливали собаку, а потом сходили в кино.
— Ну и когда ты поставишь вопрос ребром?
— На следующей неделе, Энди, если, конечно, буду в настроении.
— Что ж, так будь в настроении. Очень тебе советую. Начальная зарплата пятьсот в неделю, через каждые три месяца прибавка, причем деньги вперед. Ну и премиальные, пять тысяч, как только он распишется там, где галочка.
— Премиальные для Марко?
— Для тебя, задница, — сказал Оснард и протянул Пенделю стаканчик виски. И для того все вновь предстало в самом розовом свете.
Оснард явно собирался сказать нечто малоприятное и давал это понять по ряду косвенных признаков, как делают люди, облеченные властью. Подвижные черты лица исказила гримаска недовольства, он неодобрительно следил за кувыркающимися на экране акробатками.
— А ты, похоже, сегодня радостно настроен, — с упреком произнес он.
— Благодаря тебе, Энди. Ну и тому, что в Лондоне нами довольны.
— Знаешь, тебе здорово повезло, что ты в свое время получил ссуду. Верно? Я спрашиваю, верно?
— Энди, я каждый день благодарю за это создателя. И при мысли, что эта работа поможет вернуть долги, готов запрыгать от радости. Что-то не так, да?
Оснард вернулся к прежнему, спокойному и покровительственному тону, хотя выражение его лица подсказывало, что вот-вот разразится буря.