Портрет баронессы Зиммерштадт
Шрифт:
– Ещё чего. Просто дрочи.
Взяв палитру, Дэймон принялся выжимать на неё краски из тюбиков.
– Нашёл его на набережной Наяд, - негромко сообщил он Нодли.
– Там таких полно. Согласился позировать в голом виде за две гинеи.
– Что ж, прекрасно, - доктор уселся в кресло перед портретом.
– Эй, Джимми, - крикнул Дэймон.
– Мне нужно изобразить твой член, больше ничего! Ни твоего тела, ни тем более твоей физиономии. Но пенис ты должен представить мне в самом лучшем
Джимми с кислой физиономией дрочил минут пять.
– Надо, чтоб его пососали, - сказал он капризно.
– Если его кто-то сосёт, кто мне нравится, то он встаёт за одну минуту. Ты мне нравишься.
– Я не гомик, поэтому никаких разговоров на эту тему, понял?
– ответил Дэймон жёстко.
– Делай, что говорят, а то за две гинеи я найду другого пидора.
– Тогда хотя бы разденься догола, - сказал натурщик.
– Я буду на тебя смотреть и дрочить.
– Ничего, и так встанет.
Доктор пошевелился в своём кресле.
– А он, пожалуй, дело говорит, - прошептал он.
– Тебе следует раздеться, Деймон, чтобы я мог всё время видеть твои гениталии.
Художник помедлил, потом отложил палитру и кисть.
– Ладно, - сказал он, обращаясь к Джимми.
– Так и быть, если это поможет делу.
– Поможет, не сомневайся.
Дэймон начал раздеваться. Джимми дрочил, не сводя с него заблестевших глаз.
– Видишь, он уже встаёт...
Голый художник взял кисть и наклонился к его члену, чтобы получше рассмотреть.
– Одно родимое пятно на левой мошонке, ещё два - на пенисе...
– пробормотал он, смешивая на палитре краски.
Джимми вдруг всем телом подался вперёд и коснулся концом пениса его рта. Дэймон отпрянул, а натурщик расхохотался.
– Мой жеребец почувствовал вкус твоих губ, - закричал он, - значит, дело у нас пойдёт! Я буду дрочить и мечтать, как он входит в твой рот. Смотри, как он сейчас набухнет.
– Ты мерзавец, - пробурчал художник, отплёвываясь.
– Если бы мне не надо было нынче же вечером закончить картину, я бы тебя отодрал ремнём.
Он вернулся к холсту и начал накладывать краски на прежнее изображение гениталий. Нодли даже привстал, вглядываясь в пенис, болтавшийся между его ног.
С пенисом ничего не происходило.
Работа шла быстро. Дэймон переходил от портрета к натурщику, несколько секунд изучал его напрягшийся орган, потом возвращался к портрету. Нодли уже не сидел, а стоял возле картины, переводя взгляд с изображения на гениталии Дэймона. Иногда он посматривал и на Джимми, вздыбленный пенис которого ему был отлично видел.
– Терпи, терпи, не брызгай, - говорил художник.
– Я ещё не закончил, поэтому должен видеть твоего жеребца во всей красе...
– Не могу, - взвыл вдруг Джимми.
– Я представил,
– А ты не представляй.
– Не могу... Я завожу его тебе по самые яйца...
Из пениса вдруг исторглись белые брызги, заливая грудь и живот Джимми. Он шумно задышал и откинулся на софе, переводя дыхание. Обмяк и его член.
– Всё в порядке, - сказал Дэймон, - я тоже кончил. Осталось всего несколько мазков.
Через пару минут он отошёл от холста, разглядывая своё творение.
– Очень похоже, - одобрил доктор.
– Этот член вышел у меня, пожалуй, лучше, чем мой собственный, - сказал художник.
– Теперь остаётся ждать. Если в течение ближайшей пары недель ничего не произойдёт, значит, я свободен от этой чёртовой напасти.
– Хорошо бы записать адресок этого субъекта, - заметил доктор.
– А то, возможно, нам придётся его разыскивать...
Дэймон подошёл к Джимми, который в эту минуту раскуривал от свечки огрызок сигары.
– Получай свои деньги, - сказал он, - только скажи мне, где тебя найти в случае чего.
– А зачем меня искать?
– спросил Джимми, протягивая, однако, руку за монетами.
– Ты же не интересуешься мужчинами.
Художник сжал монеты в кулаке.
– Очень ты мне понравился, - соврал он.
– Имеешь шанс стать моим постоянным натурщиком. Буду платить хорошо.
– Придёшь вечером на набережную Наяд и спросишь у первого попавшегося парня, где найти Джимми Свейла. Тебе скажут.
Получив монеты, он оделся и ушёл. Художник тоже хотел было одеться, но Нодли попросил его пока остаться голым.
– Наш эксперимент не закончен, - напомнил он.
– Я останусь у тебя на всю ночь, чтобы наблюдать за твоими гениталиями, а для этого я должен их видеть.
– Как скажете, док, - ответил Дэймон.
Он подтащил второе кресло поближе к портрету и уселся. В соседнем кресле сидел Нодли, разглядывая голую баронессу Зиммерштадт с мужским членом между ногами. Время от времени он бросал взгляд на член Дэймона.
Художник курил и тоже смотрел на портрет. За окном сгустилась ночь. В тишине слышно было, как в прихожей идут стенные часы.
– А ведь ещё совсем недавно я был без ума от этой дамочки, - сказал Дэймон, выдохнув дым.
– Любовь иногда проходит очень быстро, - отозвался Нодли.
Дэймон в сомнении покачал головой.
– Я её действительно любил. И то, что любовь исчезла внезапно, в одну ночь, я приписываю к череде этих чёртовых событий, которые меня постигли.
Часы пробили одиннадцать. Ничего не происходило. Дэймон сидел, развалившись, и держался рукой за член, как будто в самом деле боялся, что тот отлипнет от него.