Портрет дамы с жемчугами
Шрифт:
Все гости устремились к местам увеселений, и на холме, где стоял Сёхэй, осталось всего несколько человек. Гейши тоже ушли, едва услышав звуки хёсиги.
Оставшись один, Сёхэй почувствовал облегчение и, сидя на белой фарфоровой тумбочке, наслаждался отдыхом. Сердце его было преисполнено самодовольства и гордости. Он бездумно смотрел сквозь ветви расцветших вишен на голубое прозрачное небо, когда вдруг до него донесся молодой голос:
– Здесь нет никого. Идите скорее!
Оглянувшись, Сёхэй заметил стройного юношу в студенческой форме, который, глядя вниз, делал кому-то знаки рукой. Видимо, это был сын одного из гостей. Сёхэй видел
– Ах, как мне надоела эта толкотня! – послышался снизу девичий голос.
– На таких праздниках иначе не бывает. А как вам правится эта давка у киосков? Смотреть противно! – отозвался юноша.
В это время кто-то стал подниматься по холму.
Сёхэй, обиженный словами юноши, сердито взглянул на него. Но тут он заметил головку с ровным пробором, потом овальное, белое как мрамор личико и, наконец, стройную фигурку.
Девушке было на вид лет восемнадцать – девятнадцать. Ее тонкую, изысканную красоту оттеняли цветущие вишни, под которыми она стояла.
Кимоно сиреневого цвета было вышито разноцветными полосами, яркими на груди и постепенно бледневшими книзу. Ближе к краю кимоно было искусно заткано цветами буковицы. На шелковом поясе с тиснеными павлинами блестела застежка из крупного жемчуга.
– Вы устали? Садитесь! – предложил юноша, указывая на фарфоровую тумбочку, с которой он только что смахнул пыль.
Девушка села и, поглядывая снизу вверх на продолжавшего стоять юношу, сказала:
– Нечего было сюда приходить! Но отец так просил…
– Я тоже пришел ради сестры. Эта толкотня действует мне на нервы. К тому же в саду, который считается одним из красивейших в столице, я не нахожу ничего особенного или оригинального. Все так безвкусно! Взгляните, к примеру, на эту беседку! С какой претензией она сделана!
Молодым людям и в голову не могло прийти, что устроитель сегодняшнего праздника и хозяин этого сада находится совсем рядом. Поэтому они как ни в чем не бывало продолжали начатый разговор.
– Он думает, что главное – истратить побольше денег, и тогда все будет прекрасно, – говорила девушка с едкой иронией, так не вязавшейся с ее нежной красотой.
– Вот именно! Так называемые нувориши лишены какого бы то ни было вкуса. Для них главное – деньги. Чем дороже вещь, тем она лучше, думают они. Говорят, что хозяин затратил на каждого приглашенного не то пятьдесят, не то сто иен. Но посмотрите, сколько во всем вульгарности! – с презрением продолжал юноша.
Сёхэй так и кипел от злости. Первым его побуждением было выгнать вон дерзкого мальчишку, и Сёхэй невольно пощупал мускулы на руках, ставшие крепкими еще в те времена, когда он молодым приехал в Токио и занялся тяжелой физической работой. Лишь мысль о том, как высоко вознесся он па общественной лестнице, доставившая ему сегодня столько приятных минут, удержала его от этого намерения. С трудом подавляя в себе раздражение, Сёхэй продолжал слушать.
– Газеты с восхищением описывают роскошную жизнь нуворишей. Но как скучна эта жизнь, которая зиждется только на деньгах. Они развлекаются с женщинами, приобретают автомобили, особняки, строят дома, собирают редкостные коллекции, в которых ровно ничего не смыслят, – вот и все! Редко случается, чтобы кто-нибудь из них пожертвовал толику своего богатства в благотворительных целях.
Юноша с таким жаром ругал нуворишей, словно это были его личные враги.
– Вряд ли им когда-нибудь надоедят гейши. Для этого они должны были бы чувствовать так же тонко, как вы. Они же слишком тупы и, пожалуй, не очень-то нуждаются в разнообразии развлечений, – сказала она, презрительно улыбнувшись.
– Ваши слова более метко попадают в цель, чем мои! – И оба они, переглянувшись, рассмеялись.
Лицо молча слушавшего их Сёхэя потемнело от гнева.
Молодые люди же, не подозревая о том, какое сильное впечатление произвел их разговор на Сёхэя, продолжали непринужденно беседовать.
– И все же не очень-то благородно с нашей стороны пользоваться его гостеприимством и его же осуждать, – мягко заметила девушка, играя маленьким веером из слоновой кости и поглядывая на юношу.
– То, что мы говорили, сущий пустяк, о них можно сказать куда больше, – нахмурив брови, ответил юноша со смуглым мужественным лицом. – Да и наши аристократы хороши! То кичатся древностью своего рода, то своим титулом, что, в сущности, не прибавляет им ни на йоту достоинства. Они необычайно высокомерны. В любом человеке не своего круга видят либо торговца, либо простолюдина. В то же время заискивают перед всякими разбогатевшими выскочками. Взять, к примеру, моего отца. Я и не заметил, когда он успел подружиться с некоторыми из этих типов. На днях отцу предложили вступить в какое-то их общество, и предложение показалось ему столь лестным, что он пришел в восторг. Я же, разумеется, наговорил ему дерзостей.
– Ну вот, вы уже добрались до собственного отца.
– Ваш отец в этом отношении безупречен, – сказал юноша. – Он может служить примером для остальных – честен и не стыдится бедности.
– У него это превратилось просто в болезнь, – с легкой грустью отвечала девушка, потупившись. – Лет ему много, но он ни разу не изменил своим привычкам.
– Разве это привычки, – как бы утешая девушку, сказал юноша, – целых тридцать лет отстаивать свои убеждения в Верхней палате и защищать страну от крайностей узкопартийных правительств?
Сейчас в голосе юноши уже не было той горячности, с которой он говорил о нуворишах. Разговор незаметно перешел на философские темы, а потом оба они умолкли. Юноша пододвинул тумбочку и сел рядом с девушкой.
Налетел теплый ветерок, и с махровых вишен дождем посыпались нежно-розовые лепестки.
Сёхэй хотел незаметно уйти, но счел это для себя унизительным и, подавляя негодование, слушал резкие слова юноши. Еще несколько минут назад он думал, что все гости преклоняются перед его богатством, может быть, завидуют и, уж во всяком случае, трепещут перед могуществом его золота. Ведь все эти сановники и аристократы, во главе с маркизом М., адмиралы, генералы, сам премьер-министр и банкиры, представители различных фирм, ученые, священники, боксеры, артисты – все они явились сюда только потому, что признают силу его денег. А эти зеленые юнцы, до которых ему нет, в сущности, никакого дела, пусть даже они отпрыски высокопоставленных родителей, не зная его лично, в его же саду осмеливаются не только критиковать его жизнь, но еще и презирать его деньги, которые он, не видя перед собой иной цели, с таким трудом скопил. Но им, видно, мало осуждать его образ жизни, они еще посягают и на его достоинство.