«Портрет» Эль Греко
Шрифт:
— Да.
— Когда он бывал здесь? Или вы встречались в других местах?
— Нет. Как правило, он приезжает ко мне. В последний раз был четырнадцатого или пятнадцатого мая. Простите, когда у нас было воскресенье? Значит, пятнадцатого.
— И после этого вы не виделись?
Полина покачала головой.
— Ну что ж, — предупредил Козюренко, — я посоветовал бы вам быть откровеннее. Мы можем доказать, что вы недавно ездили в Желехов.
Суханова обиделась:
— Я уже и забыла, когда была там.
— Тогда придется
Полина беспомощно кивнула головой.
Обыск продолжался до позднего вечера. «Портрета» Эль Греко в доме Сухановой не нашли.
Оставив здесь двух оперативников, Козюренко вернулся в управление. Суханову отвезли в камеру предварительного заключения.
Ночью Козюренко разбудил телефонный звонок: старший лейтенант Владов доложил, что несколько минут назад на Тополиную к Сухановой зашел мужчина, назвавшийся водителем троллейбуса Вадимом Леонтьевичем Григоруком. Он задержан.
— Ну-ну, — пробормотал в трубку Козюренко. — В девять его и Суханову ко мне. И вот что, дружище...
Если это вас не очень затруднит, попросите, чтобы кто-то проверил с утра в диспетчерских, не заказывали ли восемнадцатого мая такси на Желехов. И пусть поинтересуются в таксопарках — кто восемнадцатого днем возил туда пассажиров.
Сначала Козюренко начал допрашивать Полину.
Суханова, как и вчера, отрицала, что недавно была в Желехове. Следователь перебил:
— Я знаю даже, какой марки портвейн вы пили восемнадцатого в мансарде Василя Корнеевича.
Вы оставили на стакане отпечатки пальцев. Надеюсь, знаете, что это доказательство считается бесспорным?
Суханова опустила голову и какое-то время молчала.
— Мы условились с Василем, что я никому не скажу об этом свидании. Он вообще запретил мне бывать в Желехове.
Козюренко отметил, что Суханова ни разу не ошиблась: говорила о Прусе как о живом.
— Зачем вы ездили в Желехов? У вас были какиенибудь веские причины?
— Просто скучала по Василю.
— На чем ехали? — — На автобусе.
— Одна?
— Да.
— А может, с Вадимом Григоруком?
Суханова резко повернулась на стуле. Спросила с вызовом:
— А какое это имеет значение?
— Имеет. И большое. — Козюренко постучал пальцем по столу. — Следовательно, вы утверждаете, что были с Прусем одни?
— Нет... Собственно, да... — Полина зябко съежилась. — Меня возил Вадим Григорук.
— Он заходил в дом?
— Ждал меня внизу.
— Когда вы ушли от Пруся?
— Точно не помню. Кажется, в половине одиннадцатого.
— Для чего брали с собой Григорука?
— Я люблю его! — Это признание будто придало Полине сил. — Я люблю его, поэтому и ездила. Я хотела уговорить Пруся, чтобы он не преследовал нас.
Однажды он вынудил меня написать расписку на пятнадцать тысяч рублей. Дом стоит больше, и я согласилась. Тогда у меня не было Вадима .. Кто знал, что так случится?
— Что случится? —
— Что вы арестуете Пруся Он говорил, что уже в этом году оставит работу и женится на мне. А потом я встретила Вадима. Василь Корнеевич просил меня оставить Вадима, потом начал угрожать.
— Так вы не знали о тайнике в подвале вашего дома? — Этот вопрос Козюренко поставил совсем формально: Суханова, конечно, так тщательно не хранила бы собственную расписку на пятнадцать тысяч.
— Разумеется, не знала.
— И вы поддались на уговоры Пруся и решили не разлучаться с ним?
— Он же сказал, что вскоре будет иметь много денег — хватит на всю жизнь. И тогда он женится на мне. Я люблю Вадима. А он живет в общежитии.
— Следовательно, если бы Прусь подарил вам дом на Тополиной, вы бы вышли замуж за Григорука?
— Мы даже хотели выплачивать Прусю мой долг.
Козюренко улыбнулся.
— Лет пятнадцать?.. Не так глуп Прусь!
— Я тоже могла причинить ему неприятности! — зло бросила Суханова.
— Значит, Прусь понимал это и потому не пошел на конфликт?
— Он любит меня, — возразила Суханова.
— Любил?
Суханова выдержала пристальный взгляд Козюренко.
— Думаю, и будет любить! — ответила уверенно. — Но теперь, когда все выяснено, почему меня держат здесь? Не обвиняют же меня в том, что я сознательно прятала в своем доме чужие деньги? — она сделала ударение на слове «своем», и Козюренко снова невольно улыбнулся.
— Построенном на чужие деньги, — уточнил он.
— Ну что вы! Иногда я просто занимала у Пруся.
В конце концов, я верну долг.
— Кому?
— Прусю.
— Девятнадцатого мая утром, — сказал Козюрейко ровным голосом, — Пруся нашли с раздробленным черепом в кухне его дома в Желехове. Последними были у него вы и Григорук. На вас, гражданка Суханова, падает подозрение в убийстве. Мы устроим вам очную ставку с Григоруком. Хочу еще раз напомнить: чистосердечное раскаяние смягчит вашу вину.
Суханова сидела, обхватив голову руками, и полными ужаса глазами смотрела на Козюренко. Внезапно слезы потекли по ее щекам, оставляя две мокрые полоски.
Мы не убивали... — еле слышно прошептала она. — Нет, не убивали! — Руки ее упали на колени, и она всхлипнула.
Но Козюренко невозможно было тронуть слезами.
Он видел и лучше разыгранные сцены, привык верить только фактам и логике фактов, а слезы, истерики давно уже не действовали на него. Правда, было одно обстоятельство, противоречащее логике: добровольное признание Сухановой в том, что она полюбила Григорука и поэтому ездила к Прусю. Эта сметливая и практичная женщина не могла не понимать, что ее признание против них, если бы они с Григоруком действительно убили Пруся. Но, может, была уверена, что они не оставили следов, и поэтому не успела придумать лучшую версию.