Портрет художника в старости

Хеллер Джозеф

— Это не я придумал. Мне голос был. Господь так повелел.

— Но ты знал об овне? Знал, что тебе не придется меня убивать?

— Конечно, нет. Иначе я бы не пошел. Нам с Богом не до шуток. Разве это испытание — если б я все знал заранее?

— Испытание?

— Ну да, мне было ниспослано испытание. И я его выдержал. А теперь помолчи, дай мне подумать.

Я не хотел смотреть на него. Вообще не хотел больше видеть и слышать о нем. Я думал, что скажет моя мать, Сара, когда узнает, что произошло».

Ну

вот, опять, смутно догадывался Порху, еще одна вариация на ту же извечную тему Зевса и его предков, умерщвляющих своих сыновей. У Зевса тоже так начиналось. И у Лая с Эдипом, тут же вспомнил Порху. Взять того же Агамемнона с Ифигенией, если учитывать дочерей. Матери в этом отношении были, кажется, лучше. Разве Гея или как ее там — Рея? — надо все-таки заглянуть в справочники, когда будет время и если понадобится — не вступила в заговор с сыновьями, чтобы помочь им избежать смерти от руки отца? Хорошо, но что все-таки скажет Сара, когда узнает о жертвоприношении? Такая женщина не будет молчать. Никакая не будет.

Заметки к отд. главам

1. Повествование от лица Сары, она в ужасе, когда узнает. Она не понимает Авраама, охвачена гневом.

2. От лица Авраама. Свято верит, что с ним говорит Бог, когда он спит или грезит.

3. Ревекка. Тоже от первого лица, как и везде. Ее везут из Харрана в жены Исааку. Не забыть вставить, когда они первый раз в постели: «Господи, что с тобой?» Р. — чужестранка, никогда не видела обрезанного мужского члена.

4. Иаков и Исав. Я выдал себя за И., чтобы получить благословение у слепого отца. «Когда я это сделал, Исав хотел убить меня, и мне пришлось бежать. Так я встретил Рахиль».

5. Рахиль и Лия. «В темноте все женщины одинаковы». Лия заняла место сестры на брачном ложе, и опьяневший Иаков до утра не заметил подмены.

6. Исав. «Хотите верьте, хотите нет». «Хотите верьте, хотите нет, я не мог дождаться, пока снова увижу Иакова и обниму его по-братски. А он опасался, что я все еще держу на него зло и хочу убить».

7. Исаак. Он еще жив, когда Иаков возвращается в родные края, и они мирно беседуют… о чем? О том, какую печать наложило на Исаака предполагаемое принесение его в жертву? Естественно. Но о чем еще?.. Может быть, перенестись в Египет, к Иосифу? Хорошо, а что дальше?

Порху не знал, на каком из двух замыслов остановиться. Посему он решил отправиться в город, чтобы обсудить их с двумя самыми близкими в издательском деле доверенными лицами. На их вкус и здравый смысл можно положиться.

~~~

Порху боялся рецензентов и читателей меньше, чем Эрику, своего литературного агента и любимого — из двух имеющихся — редактора. Показав наброски к «Боговой жене» одному и к не имеющей

пока названия «Истории Исаака» другой, он воздержался знакомить первого с «Исааком», а вторую с «Женой». Оба этих лица реагировали на его новые предложения независимо друг от друга, но одинаково прохладно, если не сказать больше. Он был разочарован и в тот же день вернулся автобусом домой. Все три часа обратной дороги его терзала кровная обида. Раненое самолюбие подогревало неприязнь к ним обоим еще три дня.

— Тут что-то есть, — сказал Пол за обедом, кидая Порху странички «Боговой жены». — Если бы это принес молодой, начинающий автор, я бы заинтересовался и порекомендовал бы ему двигать дальше… Ты действительно хочешь это делать?

— Да вот, пока думаю, — ответил Порху равнодушно, чтобы скрыть тающую надежду и сохранить видимость объективности. — Поэтому мне и хотелось, чтобы ты посмотрел и сказал свое мнение.

— По-моему, ты уже писал что-то в этом роде…

— Когда? — встрепенулся Порху, чувствуя, что его бесстрастность поколебалась. — Что ты имеешь в виду?

— В книге о царе Давиде, помнишь? Прекрасный был роман.

— Но это же совсем разные вещи, Пол. Там была глобальная семейная драма, а здесь скорее современная сатира. К тому же веселая от начала и до конца.

— Да, но обе из Библии, модернизированные мифы, приспособленные к текущему моменту.

— Ты бы сказал Диккенсу, что он уже писал подобную книгу раньше? А Достоевскому или Бальзаку — что это не ново, что у них это уже было? Даже Джону Гришэму не сказал бы и Тому Клэнси!

— Есть, видишь ли, разница…

— Знаю. Я не Бальзак и не Достоевский.

— И не Гришэм и не Клэнси. Те не приходят к редактору с голой идеей посмотреть, что он думает. Те приносят готовую книгу — хотите берите, хотите нет. И если не берут, они топают в другое издательство. Приходи ко мне с готовой книгой, когда пожелаешь, и я издам ее, независимо от того, понравится она мне или нет. Если я не издам, другие издадут. Богова жена — идея неплохая. Я ведь спрашиваю об этой вещи то же самое, что спрашивал о секс-романе, — ты уверен, что на самом деле хочешь ее писать?

— Нет, не уверен. Затем и приехал — посоветоваться.

— Ну, и зачем решать с кондачка, если сомневаешься? И вообще можно повременить. Или деньги нужны?

— Деньги пока есть. Этот стимул теперь тоже на меня не действует.

— Поговори с Эрикой. Пусть подыщет тебе работенку в кино. Так, для времяпрепровождения.

— Не тот год рождения. Эти молокососы в Голливуде старперам вроде меня сценарии не заказывают.

— Тогда сиди и не рыпайся. Жди, когда стих найдет. Сам почувствуешь, если что-нибудь серьезное, солидное, стоящее. Куда тебе спешить? Ты свое сделал. В обоймы попал. А что Эрика думает?