Портрет и вокруг
Шрифт:
Он вновь улыбнулся:
– Я бы тут же сказал тебе правду. И про соавторство сказал, все бы сказал.
И вновь улыбка:
– Я бы не стал делать тайны, Игорь.
Мы помолчали.
И действительно, подумал я, он бы сказал. Он бы не стал делать тайны. Так просто… И тут же мелькнуло, как мелькает прозрение: не сказал бы он, черта бы лысого он сказал. Это он сейчас добрый. Все мы сейчас добрые. Если бы я пришел с вопросом, он бы даже не понял, о чем речь.
Длительное
* * *
И полную минуту или даже две, – во всяком случае, так долго, что я отвел глаза в сторону, – он кивал и кивал. Соглашался. Именно здесь (по времени) Павел Леонидович захотел закурить и стрельнул из моей пачки.
– Весна-то какая великолепная, – сказал он, закуривая.
– Да.
– Жильцам нашего дома был сегодня приказ: сажать деревья. А я у тебя засиделся.
– Мне тоже сажать. И тоже вроде бы сегодня.
– И тоже по велению жэка?
– По велению молодой жены.
– Аня любит сажать деревья?
– Нет. Но Аня любит, когда я сажаю деревья.
– А-а-а, – он засмеялся, – это бывает.
А магнитофон нашептывал и нашептывал свое. Доказывал. Хрипел. Убеждал. Мы уже не слушали.
Все было ясно.
Крутилась последняя пленка. Или предпоследняя, – так или иначе, шла уже кружевная работа. Остатки.
* * *
Старохатов выключил магнитофон, его последние хриплые звуки.
– Все? – спросил он просто.
Помолчали. И без раздражения, спокойно, он еще спросил:
– Почему тебя интересовала эта… эта мелочовка, Игорь? – Вопрос был поставлен общо, неожиданно общо, и я замялся.
– Ну как же, – все же промямлил я. – Нет логики… Непонятно…
Он засмеялся:
– Непонятно?.. Что?.. В человеке, – он заговорил строже. – В каждом человеке, Игорь, столько тайн, противоречий… столько глубин психики. А тебя интересовало: брал деньги? Не брал деньги?.. Что они тебе?
– Когда-то брали, а когда-то нет. Почему?
– Понятия не имею, Игорь. – И усмехнулся. – Не знаю, почему.
– Это не ответ.
– Это ответ. Потому что пустяшно все это… Да знаешь ли ты, сколько во мне… в тебе… да в любом человеке… таких пустяшных вопросов, нелогичных загадок! Сотни!.. Почему?.. А потому что это пустяшки, мусор, а не загадки!
Я промолчал.
– Ты же год, если не больше, потратил. Что ж ты так по мелочи работал?.. Оглянись! Впадал, говоришь, в пустоту…
Он встал.
– Ей-богу, ты пошел не по тому ведомству.
Он опять засмеялся:
– Не было денег – брал. Были – не брал. В чем проблема, Игорь, скажи мне – может, я стар стал и не понимаю.
Он искренно вздохнул:
– Я ожидал от твоего поиска куда большего, Игорь… Деньги! О, господи!.. Нашел задачку!.. Ты лучше мне ответь – зачем ты так бессмысленно трудился?
Он прошагал в прихожую. Взял там свою шляпу.
Я был в растерянности. А он говорил очень четко. Настоящая контратака.
И сошел вниз по лестнице к своей машине. И уехал.
Уехал, так и оставив мне вопрос, притом вопрос заглавный, пронзительный – ты, Игорь, целый год гнался за житейской пустышкой, за химерой – зачем?
* * *
Дней через десять неожиданная новость. Позвонил приятель и, помимо прочего, сообщил:
– Слышал уже?.. Старохатова выперли из Мастерской.
В груди у меня екнуло.
– Может быть, сам ушел? – помедлив, спросил я.
– Может быть… Но, кажется, все-таки выперли.
Ни обдумать новость, ни обговорить я тогда не успел.
* * *
Но уже в ту же ночь до меня дошло. Мысль пришла остро и разом, но я лишь хмыкнул и не поверил в нее: глупости, не может быть!.. И тогда мысль пришла вновь, но пришла теперь мягче, спокойнее, на лапках. И можно было протянуть руку и, уже не пугаясь, эту кошечку-рысь погладить. Для того и пришла.
«Вера у нас была, – сказала в тот раз Аня. – А я отправилась к тете Паше в больницу». – «Нехорошо: Вера пришла пообщаться, а ты оставила ее за няньку. Долго она сидела с Машей?» – «Нет. Около часа…»
Я позвонил.
Трубку взяла дочка Веры – пятнадцатилетняя девочка, о существовании которой я знал, но которую никогда не видел.
– Мамы нет дома, – еле слышно ответила она.
И еще. Почти шепотом:
– Она придет сегодня попозже. Передать что-нибудь ей?
Не голос, а шелест листьев.
Я позвонил попозже (к этой минуте я уже не сомневался):
– Вера?
– Я.
Не стал я тянуть:
– Ты все-таки нанесла ему ответный удар.
И Вера тут же с вызовом, распрямляясь пружиной, ответила:
– А ты как думал!
Сдержанным тоном я попросил рассказать – как-никак я причастен к случившемуся. Грубо говоря: записи, в которых она рылась и которые взяла, мои.
– Ты ведь не слишком для меня расстарался. Вот я и решила порыться в записях сама.
– И не спросила, можно ли?