Портрет Кати Е.
Шрифт:
— Очень хорошо, — сказала мама, — давно хотела вам предложить.
Папа быстро побрился, и они поехали в музей.
В музейной раздевалке было много людей. Все они торопились раздеваться и уходили вдаль по коридору. А некоторые сразу бежали в зал с вывеской «Буфет».
Музей начинался со второго этажа, и Катя с родителями поднялась по широкой лестнице.
На всех стенах висели картины. Некоторые картины были даже нарисованы на потолке.
Люди останавливались у разных картин, — кому на какую нравилось смотреть,
Катя не знала, какая картина ей нравится больше, и поэтому крутила головой во все стороны.
Вдруг в одном зале она даже вздрогнула, такая это была большая картина и столько людей на ней переживало разные ужасы. Все бежали куда-то в одну сторону, со страхом озираясь, а сзади, над всеми, над падающими домами и статуями, даже над небом, светилось ужасное пламя. Картина называлась «Последний день Помпеи».
— Это город, который погиб от извержения вулкана, — шепнула мама.
В центре картины, в толпе, стоял художник. Этот художник, оказывается, и был автором картины — художником Брюлловым. Он хотя и жил через сотни лет после того бедствия, но так сильно представлял себе ужас тех людей, что поместил себя среди них.
Рядом висели разные портреты, и Катя несколько раз хотела к ним подойти, но снова возвращалась к Помпее.
Вдруг она увидела Дорина.
Дорин писал что-то в блокноте. Вот он отошел от очередной картины, подошел к другой, прочитал внизу надпись, что хотел изобразить художник, полистал блокнот, поставил птичку в каком-то списке, мимоходом взглянул на картину и пошел к следующей.
Следующей была Помпея. Про нее он тоже прочитал, тоже взглянул мельком, тоже поставил птичку и пошел дальше.
Так он обошел все картины в этом зале и увидел Катю.
— Здравствуй, — сказал он ей. — Здравствуйте, — сказал он Катиным родителям.
— Смотри, какая картина — показала Катя на Помпею.
— Картина художника Брюллова, написана маслом, — Дорин взглянул в блокнот, — в тысяча восемьсот тридцать третьем году. Изображает…
— Все точно, — сказал Катин папа и улыбнулся.
— Выставка детских рисунков. Когда же мы пойдем на выставку детских рисунков? — спросила мама.
На многих дверях висели стрелки «К выставке детских рисунков».
И они пошли по этим стрелкам, как летом в игре на местности.
— Я тоже пойду с вами, — сказал Дорин, — сегодняшнее задание я выполнил.
— Какое задание? — спросила Катя.
— Как какое? По знакомству с русской живописью. Культурному человеку необходимо знать живопись.
В длинном коридоре висели детские рисунки. Сначала художники были совсем маленькие — младшего детсадного возраста. Такие рисунки Катя тоже могла бы нарисовать, только не знала, что их можно отдать на выставку.
На одном рисунке два человечка, составленные из кружков и палочек, вели за руку третьего. Рисунок назывался
Дорин не стал смотреть на эти детсадовские рисунки, он вообще ни на что смотреть не стал, а сел на стул и начал проверять список в блокноте.
Дальше по коридору висели рисунки школьников: «Первое мая», «Мы — космонавты» и разные другие.
И вдруг один рисунок показался Кате очень знакомым. Она и не видела его никогда, а все равно девочка, которая была там нарисована, кого-то напоминала. На рисунке было только одно девочкино лицо — и больше ничего.
Папа посмотрел на этот рисунок, потом на Катю, потом на надпись и сказал:
— Ого!
Мама тоже прочитала и тихо сказала:
— Отойдем, люди увидят.
И взяла Катю за руку.
И тут Катя рассмотрела подпись под этим рисунком: «Иван Козодоев. Портрет Кати Е.».
Она даже в сторону отбежала и стала оглядываться, не заметил ли кто. Никто не замечал. И еще ей показалось, что обязательно где-нибудь здесь за людьми прячется Козодой. Но Козодоя тоже не было видно.
Рядом с ее портретом висели два рисунка, тоже козодоевских, она боялась теперь подойти туда близко и смотрела издалека. На одном был нарисован их двор. Катя даже свое окно нашла на втором этаже, а на другом рисунке — герои книжки писателя Сахарнова Рам и Рум — смешные механические человечки.
Кате все казалось, что Козодой где-то здесь прячется за людьми, и она не переставала оглядываться.
А Дорин сидел по-прежнему на стуле и проверял список в блокноте.
Они шли из музея и молчали. Потом мама заговорила про тучи на небе, Дорин про школу, а Катя боялась, вдруг начнется разговор про ее портрет. Но разговор такой не начался.
Катя любила читать стихи. Стихотворение про осень и про вечер она еще в начале года прочитала, когда выдали учебники. А теперь Василиса Аркадьевна задала это стихотворение выучить. Но не полностью, а только ту половину, где про осень. А Кате больше нравилась другая половина — про вечер. Она решила выучить обе половины вместе и долго учила дома.
— Все уроки сделала? — спросил Дорин на другой день перед занятиями, — сейчас проверим.
И Катя рассказала ему стихотворение.
— Зачем ты про вечер учила? Не задавали ведь? — удивился Дорин.
— Понравилось, и выучила. Я про вечер больше люблю.
— Это ты рассмешила! Учить нужно то, что задано. Думаешь, почему я отличник? Я делаю только что задано. А ты говоришь — люблю. Одно любишь, значит, другое — не любишь, одно, значит, выучишь, а другое — нет. Так отличником никогда не станешь. Мало ли что кому нравится.