Портрет кудесника в юности

Лукин Евгений Юрьевич

— А что ещё? — опешил ученик.

Ответить Ефрем не успел. Энергетика в помещении дрогнула, помутилась, затем некто бесноватый рванул входную дверь — и в тесную захламлённую комнатку, всхлипывая, ворвалась особа юных лет. Присмотревшись, учитель и ученик узнали в ней прекрасную половину той самой супружеской четы, для которой Глеб неделю назад слепил на предмет приворота пару восковых куколок.

Видимо, ворвавшейся стоило больших трудов не разрыдаться раньше времени, не расплескать отчаяние зря. Едва добежала. Упала в кресло и дала наконец волю слезам, благо

водостойкая косметика позволяла такую роскошь.

— И кто же это нас так обидел? — полюбопытствовал старый колдун.

Портнягин прикинул, какое примерно время потребуется Ефрему для приведения гостьи в чувство, и ушёл на кухню мыть посуду. Расчёт оказался верным. К его возвращению слёзы успели иссякнуть — и потерпевшая взахлёб рассказывала об очередной проделке своего, как она выражалась, урода комнатного, накрытого ею в момент измены орального характера.

— Значит, что-то ты, матушка, с обрядом напутала, — сокрушённо молвил Ефрем. — Ну-ка, давай по порядку… Крови в воду капнула?

— Да-а…

— Имя на груди куколки ножом чертила?

— Да-а… Во-от…

В доказательство из сумочки был выхвачен и развёрнут кусок тёмной натуральной ткани. Действительно, торс восковой фигурки украшала глубоко вырезанная надпись: «Гарик».

— А свечей сколько зажгла?

— Пя-ать…

Колдун задумался.

— А повтори-ка, что говорила, когда волос завязывала!

Гостья наморщила лобик и слегка гнусавым от слёз голоском сбивчиво произнесла магическую фразу.

— Дурында ты, прости Господи, — отечески ласково упрекнул её Ефрем. — Язык у тебя, что ли, с подбоем? Чётко надо слова выговаривать. «Лежмя лежи», а не «лижмя лижи». Колданула, называется, на свою голову!

После этих роковых слов молодая особа сама обратилась в подобие восковой фигуры.

— Ой, а как же теперь… — пролепетала она.

— Переколдовывать будем, — развёл руками старый чародей.

* * *

Обговорив условия, гостью отпустили восвояси. Свёрточек из тёмной натуральной ткани отправился в нижний выдвижной ящик комода. Глеб поставил на спиртовку жестяную миску, бросил в неё три свечи — материал для новой куколки — и повернулся к Ефрему.

— Ну ясно, — всё понял он. — Тоже, наверно, оговорился… когда привораживал.

Старый колдун пронзительно взглянул на ученика из-под косматой брови.

— Ты про Митрича?

— Ну да…

— Складно у тебя выходит, — жёлчно позавидовал Ефрем. — Не откат, так оговорка… Нет, Глебушка! С Митричем сложнее. Хотя, с другой стороны, может, и проще. Думается мне: за что боролся, на то и напоролся. Я ж его предупреждал, я ж ему говорил: приворотом любви не добьёшься. А добьёшься только полового влечения…

— Ну!

— Ну вот и поимела…

— Так она ж женского рода!

— А это смотря какие он слова в заговоре употребил, — тонко заметил старикан. — Родина-то, по Фрейду, вагинальная символика, а Отечество-то — фаллическая…

Двадцать пятая

Когда цензор одну

половину фразы вымарывал, а в остальную половину, в видах округления, вставлял: «О ты, пространством бесконечный!» — даже и в то время я понимал. Отсеку, бывало, одно слово, другое от себя прибавлю — и понимаю.

М. Е. Салтыков-Щедрин

Астральные течения существуют повсюду. В сельской местности и на газонах их направление легко проследить по протоптанным в траве стёжкам. Зрелище народного гулянья, отснятое на видеокамеру с вертолёта, позволяет запечатлеть процесс в движении. В городах астральные потоки обычно устремляются параллельно электрическим проводам, иногда лишь перекидываясь с одной стороны улицы на другую и побуждая пешехода перейти проезжую часть в неположенном месте. Сотрудники милиции прекрасно знают расположение таких аномалий и пасут нарушителей именно там.

Человек, спешащий по делам, подобен океанскому лайнеру — с тупым упорством следует он заданным курсом, почти не подвергаясь боковому сносу, разве что притрёт его разок в толкучке к стене дома или, напротив, выжмет на ту же проезжую часть. А вот человек, вышедший на прогулку, скорее уподобляется дрейфующему айсбергу — плывёт себе, влекомый незримыми струями, пока в него не впишется сдуру какой-нибудь спешащий по делам «Титаник».

Астраловорот, издавна сложившийся вокруг памятника жертвам инквизиции, обычно подхватывал гуляющего и, помотав его по площади, либо утыкал физией в стеклянную дверь кафе «Старый барабашка», либо проносил мимо — прямиком в ворота сквера, где течение утрачивало силу и прогуливающемуся ничего больше не оставалось, как, малость поколебавшись, плавно осесть на одну из садовых скамеек.

Примерно в такой ситуации оказалась юная женщина с несчастным личиком, приостановившаяся посреди промытого ночным дождём сквера. Асфальт был влажен, листва дышала свежестью, но лавки, судя по тому, что везде уже кто-нибудь да сидел, успели просохнуть. Залётный ветерок (физический, не астральный) тронул мелкие прозрачные лужицы — и по лбу молодой особы тоже пробежала лёгкая рябь морщинок.

Затем бровки пришелицы слегка вздёрнулись — очевидно, узнала в одном из отдыхающих своего знакомого. На ближней к ней скамье сидел, откинувшись, рослый молодой человек — то ли сильно призадумавшийся, то ли хвативший какой-то дряни: глаза у юноши были студенистые, незрячие, хотя ушных затычек с проводками, обычно сопутствующих такому состоянию, не наблюдалось.

— Глеб? — неуверенно окликнула молодая особа.

Несколько мгновений сидящий продолжал пребывать в неподвижности, затем глаза его разом утратили стеклянный блеск, осмыслились, навелись на резкость.

— А! Олька! — обрадовался он. — Присаживайся. Будь как дома.

— С тобой всё в порядке?

— Не обращай внимания, — успокоил юноша. — Так… Чуток потренировался в астрал выходить…

— Ах, да, — припоминая, медленно проговорила она. — Ты же, говорят, теперь ученик колдуна… — Подумала и опустилась на скамью рядом с тем, кого звали Глебом.