Портрет кудесника в юности

Лукин Евгений Юрьевич

— Спасибо, нам и ковра достаточно!

Так и не уяснив толком назначения магической штучки, Глеб Портнягин мысленно пожал плечами и, отправив дебильник на место, вернулся к поверженному ковру. Присел на корточки, осмотрел, колупнул штукатурку. Негативная энергетика, разумеется, присутствовала, но это вполне естественно. Иначе бы и ковёр не упал.

— Кошка в доме есть?

— Нет.

— Зря. А собака?

— Что вы!

— Тараканы?

— Какие тараканы? — вспылила хозяйка. — Тараканов я сразу вывела!

— Обычно при полтергейсте домашние животные сильно беспокоятся, —

задумчиво пояснил Глеб. — А тараканы сбегают. Был у нас один клиент — так он нарочно полтергейст заказывал, лишь бы от них избавиться… Скандалите часто?

— Позвольте!.. — с ледяным бешенством начал хозяин.

Глеб Портнягин утомлённо поглядел на него снизу вверх.

— Я ж не из любопытства спрашиваю, — укоризненно напомнил он, поднимаясь с корточек.

— Редко! — отрезал блондинчик. — Можно сказать, вообще не скандалим!

— Тогда это, скорей всего, не полтергейст.

— А что же?!

— Ничего. Наверно, штукатурка рыхлая. Крюки в стенку вбивать глубже надо… Надписи какие-нибудь под ковром появлялись?

— Ой! — сказала вдруг хозяйка, берясь за выпуклые щёчки.

Ноги её подогнулись. Поддерживаемая с двух сторон, она кое-как достигла дивана, на который и была усажена.

— Была, — испуганно глядя то на мужа, то на Портнягина, выговорила она. — Была надпись. Я её замыла… Я думала, это он ещё до того, как…

— Почерк — его? — упавшим голосом осведомился муж.

— Его…

— Так, — хмурясь, сказал Портнягин. — О ком речь вообще?

Хозяин всполошился, увлёк Глеба под локоток в дальний конец комнаты.

— Понимаете, — опасливо оглядываясь на супругу, зашептал он. — Эта квартира досталась нам в наследство. От дяди. Её дяди… Вреднющий, между нами, старикашка. Своих детей не было, так он на племянницах отыгрывался. На ней, в основном, на Леточке… Гадости подстраивать — о-бо-жал!

— Ну например?

— Ну например, она вокруг него увивается, не знает, как любовь свою к нему выразить, а он вместо благодарности лезет в карман и достаёт портативный детектор лжи. Давит кнопочку, на табло, естественно, загорается: «Врёт!» Леточка, понятно, в слёзы… Так вы представляете, что оказалось?.. Оказалось, никакой это не детектор! Он его сам сделал: батарейка, лампочка, кнопочка и окошко со словом «Врёт!» Но она-то этого не знала…

— Хм… — уважительно промолвил Портнягин и оглядел стену попристальнее. То, что он принял поначалу за эфирный оттиск левой передней конечности крупного барабашки, обернулось следом руки покойника. Плохо дело. Если умерший продолжает считать себя хозяином жилплощади, изгнать его из родных стен практически невозможно. Привидения в замках, бывает, веками живут. — А что за надпись?

— Э-э, Леточка…

Хозяйка по-прежнему пребывала в прострации: глаза — вовнутрь. Спустя секунду услышала, что к ней обращаются, уставилась в ужасе:

— Что? Что? Что?..

— Содержание надписи не помните? — спросил Портнягин.

Личико её мученически перекривилось.

— Да их там две было. Одна: «А что сейчас будет!», — другая: «Привет с того света!» Ох, чуяло моё сердце… — застонала она, раскачиваясь. — Тогда ещё чуяло! Умирает, а глаза у самого —

хитры-ые…

— Да, вы знаете… — снова подхватывая Глеба под локоток, озабоченно зашептал муж. — Как-то подозрительно он умирал… Прощения попросил. Сказал, что не раз добром вспомянём… «Добром»! — Глава семьи содрогнулся.

— Так, может, вам с ним просто не ссориться? — осторожно предложил Портнягин. — Не хочет, чтобы ковёр на этой стенке висел — на другую повесьте…

Хозяин свернул губы в трубочку и занялся осмотром ногтей правой руки. Его супруга одарила бестактного гостя испепеляюще-изумлённым взглядом. Слёзы мгновенно просохли.

— А куда ещё вешать? — воинственно спросила она. — Не на противоположную же!

* * *

Слегка закляв стенку и пообещав доложить обо всём Ефрему Поликарпычу, Глеб Портнягин с облегчением сбежал по лестнице во двор и приостановился у подъезда.

Вперевалку пробирающийся дворами «джип» внезапно врубил динамики и разразился мерзким прерывистым воем. Глеб поморщился. Чума сезона. Стиль «Глушилка». Ни слов, ни мелодии — рёв один. Вроде бы молодой ещё, а современная музыка почему-то уже раздражать начинает…

В архитектурном смысле Божемойка представляла собой очаровательное смешение эпох: пышность сталинского ампира подчёркивалась спартанской лаконичностью хрущёвского кубизма и мирно соседствовала с буйной эклектикой новорусских особняков. С удовольствием проделав обратный путь пешком, ученик чародея взбежал на пятый этаж и, толкнув незапертую дверь квартиры Ефрема Нехорошева, сразу услышал нытьё очередного клиента.

— Ну что ж это такое? — горестно дребезжал тенорок. — Вот говорят: чтобы деньги были, надо подлецом стать… Вроде и подлец — а денег всё нет…

— Э, милый! — весело отвечал ему старый колдун. — Стать подлецом — чепуха! Тут ещё талант нужен…

— И тут? — ужаснулся клиент.

— А ты думал! Знаешь вообще, что такое талант? Откуда само слово взялось?

— Д-деньги такие были…

— «Деньги»!.. Полторы тысячи сребреников по тогдашнему курсу. Пятьдесят раз Христа продать! Сумел — значит, талант. Весь бизнес на этом основан, вся политика…

Обменявшись с Ефремом приветственным кивком, Глеб прошёл на кухню, где, смешав в определённой пропорции порошок грубого и тонкого помола, сварил себе кофейку. Вызвал в памяти рухнувший ковёр, обнажённую стену с отпечатком руки в эфирном слое и сделал первый глоток. Допив, привычным движением трижды взболтнул гущу по часовой стрелке, опрокинул на блюдце, затем досчитал до семи и взглянул, что там осталось в чашке. Сбоку от бывшей ручки (вся посуда в доме Ефрема была битая, зато с безупречной энергетикой) лепилось пятно орнитологического характера. При желании в нём можно было признать ворона (несчастье в доме), голубя (чистую, честную душу — чью, интересно?), лебедя (внезапные деньги), орла (победу после трудной борьбы) и даже, извините, петуха (как ни странно, хорошие известия). Впрочем, гадание на кофейной гуще считается простеньким и не слишком достоверным. Многие сейчас предпочитают осведомляться о будущем тем же способом, но по сивушным маслам чумахлинского первача.