Портрет Лукреции
Шрифт:
«Ему нужна только победа, признание других, — думает Лукреция, разглядывая себя в зеркале. Это точно она, не Мария?.. — Никогда и ни за что он не признает поражения».
Она вспоминает, как Мария целыми днями лежала в постели, мучимая жаром, захлебываясь смертоносной мокротой. Если бы этого не случилось, если бы не болезнь, то в этой комнате, в этой кровати, в этом браке и в этом зеркале была бы Мария. Лукреция жила бы в палаццо, дышала свежим воздухом на зубчатой стене, бегала бы в детскую к Софии, каталась бы с братьями во дворе, разучивала бы мелодии на лютне, смотрела бы с балкона гостиной на маскарад.
И все же в глубине души она понимает, что на месте Альфонсо мог быть кто угодно: другой герцог, знатный вельможа из Германии или Франции, троюродный брат из Испании. Отец нашел бы ей выгодную партию, ведь для того ее и вырастили:
А вот ее братьев готовили к будущей власти: учили сражаться, спорить, обсуждать, договариваться, хитрить, переигрывать, выжидать нужного момента, плести интриги, манипулировать, укреплять свое влияние. Им давали уроки риторики, правильного изложения, убеждения — как в устной речи, так и на письме. Каждое утро они упражняются в беге, прыжках, борьбе, тяжелой атлетике, фехтовании. Они умеют обращаться с мечом, кинжалом, луком, копьем, дротиком; готовы сражаться, изучили военное дело. Они подкованы в рукопашном бою: могут драться и кулаками, и ногами, на случай если на них нападут в помещении или на лестнице, или придется защищаться на улице. Им преподали самые быстрые и действенные способы убийства врага, противника и вообще любого, кого нужно устранить.
Разумеется, ее муж прошел ту же подготовку. Как братья Лукреции — как и все правители, — Альфонсо умеет вычислять слабые места, знает, где посильнее нажать пальцами, а где покрепче стиснуть, между какими ребрами вонзать нож, какая часть шеи или позвоночника наиболее уязвима, какие вены быстрее изойдут кровью.
В густом, как сироп, свете фонаря Лукреция видит странное отражение — наполовину свое лицо, наполовину — Марии. Как поступила бы умершая сестра? Как вела бы себя в этом браке? Неужели горделивая, выдержанная Мария терпела бы такую жизнь, такого мужчину? Невозможно! С другой стороны, сестра и не любовалась бы молниями у открытого окна, она бы спокойно сидела в кресле, завернутая в шали и пледы, листала бы религиозную книгу или вышивала бы сцену охоты цветными шелками. А значит, куда лучше подошла бы Альфонсо.
Лукреция понимает с внезапной ясностью, что есть в ней непокорный, свободолюбивый дух, и эта часть души никогда не повинуется чужой воле. Так уж она устроена, ничего не попишешь. И Альфонсо, при его остром уме и сообразительности, конечно, почувствовал в ней это качество. Чем еще объяснить его ярость, как не желанием сломить стены этой неприступной крепости, захватить ее и объявить себя полноправным властелином?
Если ей хочется жить — тем более жить хорошо, — следует беречь эту часть себя и держать в тайне от Альфонсо, за семью замками. Она окружит свою крепость колючим терновником или высоким забором, как сказочный замок, поставит у ворот когтистых чудовищ с острыми клыками. Альфонсо никогда не узнает о ней, не увидит ее, никогда в нее не проникнет. Нет, туда ему не ворваться!
На следующее утро Эмилия будит ее и сообщает, что подмастерья оседлали пони и уехали с рассветом.
Лукреция, Альфонсо и свита выезжают после полудня. Воздух дышит чистотой с легкой ноткой осенней прохлады. Альфонсо скачет на своем жеребце, а Лукреция, накинув изысканную шерстяную шаль, покачивается на белоснежной кобылке: мулицу, сказал Альфонсо, позже приведут слуги. Не подобает герцогине ехать на муле на глазах у придворных и горожан.
Сидя на длинногривой кобылке, Лукреция оборачивается назад, на виллу: хочется запечатлеть в памяти квадратные алые крыши, безупречную симметрию садов с фонтанами. К ней пришла странная уверенность, что она здесь в последний раз и никогда уже не будет так свободна и счастлива. Впереди жизнь при дворе, а с ней и обязанности герцогини.
Гордо голову подняв
Fortezza, неподалеку от Бондено, 1561 год
Эмилия кладет на постель бархатное платье и украшенный драгоценностями cintura, но Лукреция качает головой.
— Нет, другое.
— Мадам, вас ждут гости — придворные, художник и…
— Не важно. Подай шерстяное, мне холодно.
Резко взмахнув юбкой, Эмилия отворачивается от бархатного платья и приводит в порядок вчерашнее, шерстяное. Неужто Лукреция его сняла лишь несколько часов назад? Кажется, прошли долгие недели, даже месяцы. Лукреция
— Надо поторапливаться. — Лукреция берет у Эмилии корсаж и впопыхах надевает. Затем убирает волосы под scuffia и, не дав служанке надеть на нее cintura и серьги, хватает накидку и идет к двери.
Она выйдет из комнаты, гордо подняв голову. Именно так. Жар еще цепляется к ней, словно туман к озерной глади: пленка пота холодит лоб, тупая боль не отпускает поясницу и суставы. От спуска по винтовой лестнице лодыжки гнутся, как губки. Но Лукреция сможет. Ее поддерживают шершавые каменные стены и неподдельный праведный гнев.
Сестры Альфонсо Второго с расстояния
Castello, Феррара, 1560 год
По дороге из delizia муж скачет рядом. Он надел кожаные перчатки и сдвинул шляпу на затылок, и Лукреции хорошо видно его лицо. Послегрозовой воздух прохладен и чист, земля насыщена влагой. Растения наслаждаются внезапным даром природы: почти слышно, как жадно пьют дождевую воду корни фруктовых деревьев на полях. Леонелло едет где-то позади, стражники скачут в первом ряду.
У стен города их встречают бесконечные шеренги герцогской гвардии с мечами и флагами; музыканты громко возвещают приезд Альфонсо, и Лукреция морщится от нестройных звуков. После из ворот палаццо высыпает на улицу толпа: люди кричат, хлопают, машут платками и шляпами. Кобылка Лукреции от страха бросается в сторону, взмахнув хвостом, и Альфонсо дергает уздечку, возвращая лошадь жены на место. По приказу Леонелло солдаты расчищают герцогу дорогу. Носильщики у ворот кланяются, сняв шляпы, и украдкой поднимают глаза на новую герцогиню. Еще больше людей наводняют улицу, глядят на Лукрецию и Альфонсо. Жители Феррары бросают на землю котомки, забывают о лошадях в стойлах и тянут детишек посмотреть на Лукрецию, поприветствовать ее, бросить ей под ноги цветы или горсть крупы. Окна домов распахиваются, из них выглядывают горожане, выкрикивают приветствия и поздравления, крестят воздух. Может, улыбнуться им или помахать? Лукреция косится на Альфонсо, но он смотрит вперед, не обращая внимания на встречающих. Она пытается придать лицу приятное, но достойное выражение, не слишком чопорное и не слишком радостное. Как должна выглядеть герцогиня? Не удержавшись, она поглядывает на людей, которые с такой радостью ее встречают. Вот мужчина с малышом на плечах; ребенок рассеянно машет, потому что папа так велел, а зачем — непонятно. Вот мальчик держит за ошейник коричневую собаку, а та яростно лает на лошадей и солдат; мальчик сияет, радуется зрелищу. Вот стоит около торговца плетеными корзинами пожилая чета, держится за руки; муж описывает жене на ухо, что происходит на улице. Подъехав к ним ближе, Лукреция видит, что глаза у женщины мутные, незрячие, обращенные к небу, словно она взывает к нему и способна различить только его яркий свет. На углу девушка придерживает на голове мешок, ноги у нее босые, грязные; вот стоит женщина, а к спине у нее привязан ребенок; у фонтана брызгаются водой и перекрикиваются дети. Увидев процессию, они мчатся к дороге, хлопая тонкими ручонками и подпрыгивая от радости. Лукреция не удерживается и машет им, на что дети весело хохочут и восторженно машут в ответ, крича:
— La Duchessa, La Duchessa!
Они сворачивают за угол собора на большую пьяццу, наполовину скрытую в тени, и улыбка Лукреции гаснет. Над широким зеленым рвом возвышается здание с башнями на каждом углу: castello Феррары поджидает Лукрецию, и разводной мост уже опущен.
Обширный замок Альфонсо построен из крепкого камня, надежно укреплен и окружен высокой зубчатой стеной; по размерам он в три-четыре раза превосходит флорентийское палаццо. Его основание стоит в воде, а пики башен пронизывают облака. На красном кирпиче верхних этажей виднеются прямоугольные окна, от одной башни к другой ведет крытая лестница. Ни зайти, ни выйти без разрешения. Это скорее не castello, а живое воплощение власти; здание, всегда готовое к нападению врага.