Портрет Лукреции
Шрифт:
Лошади стучат копытами по мосту; надо рвом сине-черной стрелой летит ласточка, а потом исчезает под аркой. Лукреция проезжает под опускной решеткой с острыми пиками прямо над головой, а потом ворота надежно запирают, и перед глазами предстает открытый двор, со всех сторон окруженный высокими стенами. Альфонсо и Леонелло слезают с коней и бросают поводья конюхам; Альфонсо снимает перчатки для верховой езды, разминает шею и помогает Лукреции спуститься.
Взяв жену под руку, он ведет ее мимо толпы слуг, сгорбившихся в поклоне, и стражников. Герцог скользит по ним взглядом, принимая почтительное уважение, затем кивает и
Потом они поднимаются по широкой мраморной лестнице. Альфонсо бросает через плечо какие-то новости о голландском вице-короле, договоре, письме о намерениях и герцогстве Урбино. Леонелло не возражает и не соглашается, только откликается задумчивыми: «Хм-м-м…», словно берет на заметку слова кузена. Лукреция старается на несколько шагов опережать Леонелло, подбирает юбки: отвратительна сама мысль, что советник крадется где-то за спиной. А еще пытается не вспоминать омерзительный глухой стук, с которым Леонелло бил мальчика-слугу о деревянную крышку.
Они втроем поднимаются по лестнице; Альфонсо и Леонелло все еще обсуждают государственные дела. На гобеленах вышиты эпизоды из мифов и единороги, спящие у подножия деревьев. Слуги бросаются открыть тяжелые деревянные двери, и Лукреция со спутниками попадает в большую парадную залу с высоким сводчатым потолком и мастерски расписанными стенами; уголком глаза она видит на них ряд обнаженных мужчин, воздевших руки то ли в ликовании, то ли в гневе — сложно сказать наверняка.
— Позвольте представить моих сестер. — Альфонсо чуть склоняет голову.
Сестер? Она-то думала, что ее проводят в покои, дадут сменить дорожное платье на более приличествующий наряд, подготовиться ко встрече с родными Альфонсо, к официальному menare a casa. На это нужно несколько часов! А она стоит в пыльном giornea и мантии; волосы растрепанные, перчатки грязные. На другом конце комнаты с возвышения встают смутные фигуры и поворачиваются к ней. Скрывая замешательство, Лукреция высвобождает руку из руки Альфонсо и низко кланяется силуэтам (Их там двое или трое? Есть среди них мать Альфонсо?), сгибает шею, опускает глаза на ковер.
Радостное восклицание, топот ног по узорчатому мрамору и музыкальный голосок:
— Мы очень рады твоему приезду! Приятно наконец познакомиться с тобой, Лукреция!
Чья-то ладонь касается ее руки, Лукреция поднимает голову. Сверху на нее смотрит женщина в чернильно-синем платье. Она значительно выше Лукреции, глаза у нее такие же темные, как у брата, зато черты более хрупкие, скулы выше, красные губы сильнее изогнуты.
— Благодарю, — теряется Лукреция, обескураженная теплотой женщины, ее изяществом. — Ваше высочество. Для меня большая честь…
Женщина ласково сжимает ее пальцы.
— Прошу, зови меня Элизабеттой, мы же теперь сестры, верно? — Она показывает на вторую женщину, которая, запыхавшись, подходит к ним. — Это Нунциата.
Лукреция вновь кланяется под пристальным взглядом Нунциаты. Между сестрами нет почти никакого сходства. Блестящие темные локоны Элизабетты разделены пробором и перехвачены кружевной тесьмой. На ее прелестную лебединую шею надет жесткий воротник-веер и бархотка с жемчужиной. Разрезы на ткани верхнего платья обнажают бледно-розовый шелк, а на маленьких ступнях блестят кожаные туфли с золотым отливом.
— Добро пожаловать, — говорит Нунциата без всякой приветливости и холодно кивает.
Лукреция улыбается, надеясь как-нибудь убедить ее, что не судит людей по внешности и прекрасно знает, каково это — жить в тени всеми любимых сестер. Однако Нунциата смотрит в сторону окна, у которого Альфонсо переговаривается с Леонелло.
— Вижу, женитьба ничуть не улучшила его манер, — вздыхает она и ворчливо окликает брата: — Не хочешь поздороваться, как подобает? Или ждешь, что твоя малышка-невеста нас поприветствует вместо тебя?
Альфонсо делает вид, будто не слышал, и продолжает беседу с советником.
— Да, и вправду малышка, — повторяет Нунциата, близоруко разглядывая ноги, руки и волосы Лукреции, только лица избегает. — Пожалуй, чересчур хрупкая, правда?
Элизабетта переводит взгляд с сестры на брата, потом опять на Лукрецию и ласково сжимает ее руку.
— Она прелесть! Просто прелесть. Прекрасный выбор для…
— Я имела в виду возраст, — перебивает Нунциата. — Ты совсем юная, — добавляет она громче, недовольным тоном, словно обвиняя Лукрецию. — Я думала, тебе около двадцати…
— Нет, — поспешно поправляет Элизабетта, и все трое понимают, что Нунциата спутала Лукрецию с Марией, несостоявшейся невестой. Кажется, стоит обернуться, и Мария будет за спиной, недовольно скрестив руки на груди примерно так же, как Нунциата. — Лукреции… четырнадцать, верно? Или пятнадцать?
Лукреция кивает.
— Мне исполнится шестнадцать в…
— Чудесный возраст! — восклицает Элизабетта. — Почти шестнадцать, это ведь…
— Очень юная, — повторяет Нунциата в ухо сестре с таким недовольным выражением, будто ей подсунули испорченный товар. — Надеюсь, не слишком юная? — добавляет она еще тише.
Нежные щеки Элизабетты краснеют, она теряется. На миг Лукреции кажется, что Элизабетта смущена бестактностью сестры, ее откровенной несдержанностью, но когда Элизабетта опускает глаза в пол, Лукреция с ужасом понимает, что Нунциата лишь выразила вслух тревоги сестры, и вся их семья — а то и все castello — только отчаянно дожидаются ее беременности.
Лукреция стоит в дорожном платье, в пятнадцатилетнем теле. Все эти люди хотят лишь рассмотреть ее изнутри; они подобны анатомам, что сдирают с животного шкуру, отделяют мышцы от кожи и вены от костей, изучают, делают выводы, кивают друг другу. Все сгорают от нетерпения, жаждут увидеть, как внутри нее растет ребенок, долгожданный наследник. Она лишь сосуд, средство выживания для их семьи. Лукреция хочет застегнуть накидку, спрятать руки в рукава, завязать чепец и набросить на лицо вуаль. «Не смотрите на меня, вам не заглянуть внутрь! — мысленно возмущается она. — Да как вы смеете меня оценивать и критиковать? Я не La Fecundissima и никогда ею не буду!»