Портрет Мессии

Смит Крейг

— Почему?

— Не твоего ума дело! — огрызнулся Старр.

— Планируете решить какие-то свои проблемы?

— Отвечай на вопрос, сынок, пока стоишь на ногах!

— Я украл эту картину у человека по имени Джулиан Корбо.

— У американского преступника? — с удивлением воскликнула Николь. — Но он самый настоящий сатанист!

— Кроме того, он принадлежит к тому разряду людей, которые пойдут на все, лишь бы вернуть свою собственность!

Как только узнает, у кого она. И у меня создалось впечатление, что обойдется он при этом без всяких судебных разбирательств.

— Я не понимаю, зачем ему портрет Христа? —

заметила Норт.

Корбо она не боялась. Ее беспокоило лишь одно обстоятельство — тот факт, что священная реликвия находилась во владении настоящего дьявола.

— У сакральных предметов, доктор Норт, есть одна особенность. Они наделены особой силой. Для истинно верующих это возможность излечения, возможность увидеть чудо или видение, источник вдохновения. Для людей, занимающихся оккультизмом, как Джулиан Корбо, предметы религиозного поклонения могут служить посредником, медиумом, через который маг контактирует с потусторонним миром или, по крайней мере, создает видимость этого. Священный артефакт наделен особой энергетикой и служит своего рода порталом между материальным и духовным мирами. И чем более он священен — если, конечно, можно измерить этот параметр, — тем мощнее магия.

— Мерзость какая! — ледяным тоном произнесла Николь.

— Не думаю, что Корбо первый, кому пришла в голову мысль использовать картину именно таким образом. Наверняка тамплиеры применяли ее в своих обрядах, пытаясь поднять мертвецов из гроба, даже занимаясь детоубийством с целью жертвоприношения. Все эти церемонии слишком хорошо задокументированы, чтобы поверить в то, что все обвинения были сфабрикованы королем Франции. Начинали они скромно, как бедные рыцари, не имеющие ни собственности, ни денег, но впоследствии тамплиеры превратились в олицетворение надменности, а название их ордена стало синонимом лицемерия. Они открыто, даже демонстративно пренебрегали законами ордена, всерьез занялись колдовством. И в центре всего этого, похоже, стоял Бафомет. И разумеется, священники, искавшие Бафомет в ту прискорбно известную пятницу тринадцатого октября тысяча триста седьмого года, пытались найти изображение дьявола и ничего не обнаружили. И портрет Христа с терновым венцом на голове вместе с другими ритуальными предметами переправили в Ватикан.

Джонас Старр сунул револьвер в кобуру.

— Ничего, мы положим конец всем этим оккультным фокусам, обещаю! Эту картину увидят только те люди, которые истинно любят Бога!

— Но ведь и тамплиеры с этого начинали.

— Да… но мы не тамплиеры! — Старр поднялся и протянул ему руку в знак извинения. — Не обижайся на меня, сынок. Иногда приходится проявить грубость.

— Вы по-прежнему хотите купить портрет?

— У нас назначена встреча с Роландом. Завтра утром, в банке, — ответил Старр. Он опустил руку, поскольку Итан отказался ответить на рукопожатие. — С учетом того, что сообщил нам он, а потом ты… Да, сделка состоится.

Итан кивнул и направился к двери.

— Еще один момент, доктор Старр. — Он остановился и обернулся к старику. — Не воображайте, что сможете снова тыкать мне в лицо своей пушкой. Не получится.

Джонас Старр сдержанно улыбнулся, не сводя пристального взгляда с Итана.

— Я это учту, мистер Бранд. Непременно.

Мэллой позвонил Гвен в воскресенье вечером — в Нью-Йорке в это время был еще день. Она рисовала автопортрет,

но думает, что ему не понравится. Слишком абстрактный. Они оживленно обсуждали картину, затем Гвен спросила о Цюрихе и о том, виделся ли он со старыми подружками. Мэллой вдруг почувствовал сильное искушение упомянуть графиню, но сдержался и сказал, что не виделся ни с кем, кроме седовласых банкиров.

Весь понедельник он провел, нанося визиты старым друзьям: расспрашивал о делах, проверял готовность возобновить контакты. Попробовал позвонить Гвен поздно вечером, но не застал ее. В Нью-Йорке в это время был разгар дня, и у нее имелась тысяча причин, чтобы отключить мобильник. И тем не менее он беспокоился о ней.

Вечером, уже после одиннадцати, он встретился в пабе «Джеймс Джойс» с Маркусом Штайнером, который рассказал о визите Николь Норт в Швейцарию. Полицейский его не разочаровал.

— Вчера прилетела доктор Норт в сопровождении мужчины по имени Джонас Старр.

Мэллой задумчиво кивнул. Археолога он не ждал, но и появление его особенно не удивило. Старр считался настоящим экспертом, его опыт и знания могли пригодиться.

— Зарегистрировались в «Савое», вчера вечером к ним приходил один посетитель. Владелец местного книжного магазина Итан Бранд.

— Из «Бранд букс»?

Маркус кивнул, отпил глоток пива.

— Магазин существует вот уже несколько лет. По Бранду все чисто, не привлекался.

— Я его знаю. Время от времени заскакивал к нему. Умный парень. Слегка помешан на Средневековье. Он как-то рассказывал, что учился в церковном колледже при Нотр-Дам. Собирался стать священником, но потом увлекся женщинами.

— Он провел с Норт и Старром примерно минут двадцать, затем побродил по городу, пропустил четыре рюмочки «Джонни Уокера» и отправился домой. Продолжить наблюдение?

— Да нет, наверное. Просто любопытно знать, что за дела у него с моими клиентами.

— Тут ничем не могу помочь. Но сегодня утром твои клиенты пошли в банк; там их уже ждал Роланд Уиллер. Через сорок минут Старр и Норт поймали такси и поехали в университет. Примерно во время ланча.

— И чем они занимались в университете?

— Мне и самому было любопытно знать. Мои люди проследили за ними и выяснили, что они встречались с директором лаборатории по радиоуглеродному анализу.

— Ага. Хотят определить возраст доски.

— Я забежал туда чуть позже, показал бляху. Директор сообщил, что они принесли на анализ крохотный кусочек дерева, размером с ноготок. Попросили проверить. Процесс не занял много времени, хотя за более умеренную плату результатов приходится дожидаться четыре месяца, а то и полгода.

— Так тебе известен возраст?

— С погрешностью плюс-минус сорок лет. Дерево, из которого выточена доска, срубили где-то в середине первого века.

Мэллой удивленно уставился на друга.

— Первый век, Томас.

— А мне говорили, что двенадцатый.

— Значит, лгали.

— Портрет Христа первого века… Насколько понимаю, таких совсем немного.

Теперь цена перестала казаться завышенной.

Маркус улыбнулся.

— Хасан мог бы найти для нас покупателей в России… за десять, пятнадцать, двадцать миллионов? Как знать? — Хасан Барзани был криминальным авторитетом, карьере которого оба посвятили много времени и сил. — Ну а потом, сам знаешь. Несчастный случай, и вещь бесследно исчезает!