Портрет моего мужа
Шрифт:
— Как ее убили?
— Вам и вправду интересно? — приподнятая бровь. И я киваю. Зачем мне это? Не знаю, но… я просто хочу знать. И Кирис соглашается.
— Перерезали горло, — он хмур.
Хотя да, причин для веселья нет.
— А… глаза?
— Заметили?
Сложно не заметить темные впадины.
— Уже после смерти вырезали. И это не первая жертва.
Вот же… мать твою… здесь и вправду не стоит гулять в одиночестве. Подозреваю, мои амулеты не настолько надежная защита, как мне
— И когда это… началось?
Мне показалось, что не ответит.
Он и не должен отвечать.
Кто я такая? То ли старая жена, то ли новая игрушка. А он… он Мару служит. Как давно? Он ведь из королевских псов, а говорят, что бывших не бывает.
Врут?
И… не важно. Рассчитывать стоит лишь на себя.
Кирис тронул перчаткой перчатку и поморщился.
— Пару лет назад… сперва пропала служанка. Помощница с кухни. Не слишком красивая. Не особо умная. Но она была старательной и милой девчушкой. Я нашел ее… не сразу. Тогда я решил, что глаза выклевали птицы. Они здесь очень… прожорливы.
Я кивнула.
Чайки — та еще погань, и тела, коль выносит их на берег, они разделывают быстро, а уж на пару с крабами если… зрелище редкостной тошнотворности.
— Решили, что ее убил любовник. У нее обнаружился дружок из местных. Парень любил выпить и подраться. В тот день, когда Марика пропала, они поссорились. Этого хватило, чтобы его повесить. Владетельный суд скор… но не всегда справедлив.
Кирис вытер руки о штаны.
— Хотите уехать?
— Мар против.
— Я не его, а вас спрашиваю.
И главное, взгляд такой… пронзительный.
— А как же государственные интересы?
Он пожал плечами. Стало быть, государственные интересы отошли на второй план. Откуда тогда такая, мягко говоря, щедрость?
Из благодарности?
Не верится.
Я стала на отвращение подозрительна. А еще что-то подсказывало: если рыжий не врет и действительно поможет уйти, то… Мар ему не простит.
Совсем не простит.
И мне не должно бы быть дела до чужих проблем, но я ответила:
— Нет.
— Были еще четверо. Он больше не носил тела на берег. Здесь бросал. А глаза забирал с собой.
— Думаете…
— Я обыскал этот клятый дом трижды. И поверьте, куда тщательней, чем обыскивал тот маленький островок… тогда у меня не было задачи найти что-то.
То есть мне просто и незамысловато действовали на нервы? Спасибо.
— Здесь я использовал все возможности, которые у меня остались. Я проверил каждого человека… я… не знаю. Я дол жен был найти убийцу. И я даже нашел.
— Маров камердинер? Тот, который сбежал? Что? Мар мне сказал, что он был шпионом. А это удобно, если в одном лице и шпион, и убийца… и еще кто-нибудь.
Когда он так смотрит, мне хочется отвести взгляд.
Или
Кажется, у меня уши покраснели.
Глупости какие… неуместные.
— Потом, после исчезновения, в его комнате обнаружили банку с формалином. А в ней…
— Дайте догадаюсь, глаза?
— Именно.
— Все?
— Не все, — Кирис все же качнулся в мою сторону и руку подал. — Всего пять, по одному от каждой жертвы.
То есть расстаться со всеми трофеями тот урод не сумел.
— И вас это не убедило?
Кирис подал руку.
А я… так нельзя делать, но я стянула перчатку. Он мог бы остановить. И руку убрать. Или просто сказать. Но промолчал. Перчатку только принял.
Не знаю, что на меня нашло.
Люди врут. И глаза, которые зеркало души, тоже, если в них у меня так и не вышло разглядеть душу Мара. А вот руки, руки — совсем другое дело. Ладонь у Кириса оказалось неожиданно большой. И никакого изящества. Артефактором с такими руками не быть. Пальцы короткие. И пятнышки мозолей в кожу вросли. Не только мозолей. Ожоги?
После вчерашнего? Глубокие какие… и наверняка болезненные. Я знаю. Мне случалось ловить искры, и всякий раз я давала себе слово, что больше к печи не подойду. А потом хмурилась, слушая ворчание Гедре. Ее мазь снимала боль, но раны заживали долго.
— Больно?
Кирис покачал головой.
— Больно, — не поверила я. — Почему ты к целителю не сходил?
— Иногда безопасней без целителей, — Кирис не делал попыток забрать руку. — Да и само пройдет. К вечеру. Когда сила окончательно стабилизируется.
Сила, стало быть. Ну да… он же огневик. А стало быть, к ожогам привык. На редкость нестабильная стихия.
Я вздохнула. И руку отпустила. Наверное, это до крайности неприлично, разглядывать руки постороннего мужчины, но…
А собственно, почему бы и нет?
Я женщина почти свободная, могу смотреть куда хочу. И думать тоже. Кирис же сделал вид, что ничего-то особенного не произошло. Перчатку надел. А руки убрал за спину.
— Мар настоял, чтобы дело закрыли, — произнес он.
— Скандал?
Кирис чуть наклонил голову.
— А вы сами-то не устали? — поинтересовалась я, озираясь.
А место открытое. Не поляна, скорее старый газон, который если и стригли, то где-то в прошлой его жизни. Впрочем, газон давно уже обжился, вросся в землю, и темная трава торчала жесткою свиной щетиной. В ней не уживались ни одуванчики, ни даже робкие березки, которые умудрялись при всей хрупкости своей прорастать на голых камнях.