Портрет моего мужа
Шрифт:
— Ужас какой, — сказала я вполне искренне.
— А то… я бабушке так и сказал. Ужас. Следить за животными надо… они ведь, в отличие от людей, беззащитны… да и люди… но люди сами виноваты, если забираются туда, куда не стоит.
Как-то мне совсем не по вкусу нынешний разговор.
— Ты… охотился? — я похлопала ресницами.
— Вроде того.
Он вдруг выдохнул и поморщился.
— Конечно, если ты полезешь в теплицы, никто останавливать тебя не станет… — и шагнул ко мне.
Протянул руку.
Коснулся
— Какая… она кажется грязной, знаешь? Ты сама кажешься грязной. Как отец польстился на такое ничтожество? С другой стороны, мамочка моя еще та бледная немочь…
А сам он кто?
Тоже блеклый, выцветший, только у Лаймы эта бледность кажется естественной, а здесь… будто в подземельях его растили. Йонас красив. Не бывает некрасивых эйтов, но красота какая-то слишком уж резкая.
— Тебе не кажется, что…
Он прижал палец к губам.
К моим губам.
И клянусь, от этого пальца отчетливо пахло кровью.
— Не спеши, девочка, — Йонас наклонился, заглянул в глаза. — Не надо… в спешке можно натворить много глупостей, а глупости причиняют боль. Ты же не хочешь, чтобы тебе было больно?
Его палец коснулся моего виска.
Смахнул капли воды с волос. И клянусь, я не в силах была пошевелиться.
Я смотрела на этого мелкого засранца, чувствуя, как бешено колотится мое сердце, и не могла пошевелиться.
— Никто не хочет, чтобы ему было больно… это же так естественно — боли избегать…
Палец замер на виске, будто Йонас тоже слушал мой пульс.
— Боишься? Правильно… страх — это тоже естественно. Он предупреждает нас, что нужно быть осторожней. Ты же будешь осторожна? Мне бы не хотелось, чтобы тебя убил кто-то другой.
— Что? — я все-таки отмерла и отшатнулась.
— Не хочу, чтобы тебя убили, — Йонас расплылся в улыбке, и в этот момент стал так похож на отца, что сердце болезненно сжалось: а ведь у нас тоже мог бы быть сын.
Или хорошо, что его не было?
Как то…
— Я тоже не хочу, чтобы меня убили.
— Что ж, — он кивнул. — Тогда наши желания совпадают. В какой-то мере… а там, — Йонас указал на теплицы, — на самом деле ничего интересного, но если хочешь, я покажу.
Я не хотела.
Но и отступить, позволяя этому гаденышу запугать меня, не желала. А потому протянутую руку приняла.
— Буду благодарна.
— Будешь, — согласился Йонас, закидывая ружье на плечо. — Когда-нибудь… когда все поймешь… если поймешь. Почему-то меня все понимают превратно. Здесь вход скрыт. Бабушка не любит чужаков. Ей помогают големы. Отец говорил, что ты разбираешься в големах?
Разбираюсь.
И парочку паукообразных существ, застывших на каменных постаментах, оценила. Последняя модель. И не наша. Имперская. Хотя… что уж тут говорить, имперцы всегда вели в големостроении.
— По специальному проекту, — Йонас протянул было руку к темному панцирю,
Нет, не пауки, скорее крабы.
Уплощенные тела.
Многосуставчатые конечности, которые заканчивались острыми коготками. И пара манипуляторов. Сенсоры. Несколько пар узлов.
Утопленный блок обработки.
А вот и привязка к поводку-браслету, лежавшему здесь же.
— Попробуй, если есть желание, — Йонас играл любезного мальчика, а я не стала отказываться. Браслет оказался великоват.
И тяжеловат. Украшен десятком камней, из которых выделялся темно-вишневый кабошон. Я коснулась… что сказать, имперцы знали свое дело, хотя в управлении големы оказались несколько туговаты. Отклик на приказы поступал с задержкой, но в остальном… плавные движения.
Хорошая координация.
Расширенный набор команд. Внятный сканер и толковый блок обработки. Во всяком случае, на углы они не натыкались, друг с другом не сталкивались, да и вовсе по узким дорожкам бегали довольно-таки бодро. Проверять другие режимы я не рискнула, как и снимать печати с внешнего блока. Конечно, заглянуть внутрь големов хотелось, но…
— Спасибо, — сказала я вполне искренне, возвращая браслет на место.
Йонас чуть наклонил голову.
— Мне тоже показалось, что тебе они будут интересны. Я рад, что не ошибся… кстати, обрати внимание. Лезейский виноград…
Он предложил руку, а я… я не стала отказываться, хотя, конечно… что-то было не так в этом мальчишке. Виноград представлял собой тонкие, словно паутина, нити, на которых вызревали бледно-золотистые ягоды.
— Растет лишь в Лезейских предгорьях и, насколько я знаю, далеко не на всяких… в принципе, сам по себе он безвреден, — мальчишка сорвал ягоду и отправил в рот, слегка поморщившись. — Кислый, правда… но вот если сок его нагреть, и не просто нагреть, но довести до появления первых пузырьков, когда вот-вот закипит, а после быстро остудить, то вкус не изменится. Зато в соке появится некое вещество, вызывающее головные боли.
К ним добавляются боль в суставах, затем и мышечные… так называемая лезейская лихорадка, болезнь виноградарей. Смерть наступает спустя год или полтора…
— Жуть какая…
— Это если дозу неправильно рассчитать. В малых… в очень малых дозах такой сок способствует восстановлению печени. А еще раны заживляет. Причем некоторые зарастают прямо на глазах. Это удивительно.
Я кивнула.
Куда уж удивительно… в оранжерее было все… не так.
Жарко.
Влажно.
Тропинка вьется меж деревьями. Разными такими… вот карлик с темно-красной корой и треугольными листочками, которые дрожат, хотя ветра в теплице нет. А рядом пара берез… то есть сперва я решила, что это березы, но они лишь похожи. Белесая кора сочилась соком.