Портрет моего сердца

Кэбот Патриция

— Из помета сучки моей племянницы, — сказала она хриплым голосом, закуривая привычную сигару.

Мэгги взглянула на подвижный комочек меха среди фруктов-овощей натюрморта и… влюбилась по уши.

— Мадам, вы же не думаете, что мы станем рисовать это! — засмеялась Беранж Жаккар.

Мадам Бонэр выпустила тонкую струйку голубоватого дыма.

— Почему бы нет?

— Но… потому что оно движется!

— Разумеется. А чего вы хотите, мадемуазель Жаккар? Чтобы я его убила? — Мэгги ахнула. — Не бойтесь, мадемуазель Герберт, — слегка улыбнулась мадам Бонэр. — Мы, французы, любим животных не меньше англичан. Итак, девочки, пора за работу.

Мэгги понуканий не требовалось.

Хотя щенок не сидел на месте, даже принялся ходить по подставке, рискуя свалиться на пол и жалобно повизгивая от невозможности спуститься, ей удалось нарисовать это создание во всей его прелести. Вышел очаровательный портрет. Настолько очаровательный, что в конце занятия мадам Бонэр посмотрела на него и молча сняла с мольберта.

Прислонив его к оконному стеклу, чтобы все могли видеть, она направилась к Беранж, взяла ее холст, поставила рядом с картиной Мэгги, и та сделала поразительное открытие.

Ее картина оказалась лучше картины Беранж. Намного лучше!

Разумеется, она не была идеальной: виноград слишком зеленый, фон требовал доработки, персики не в нужной перспективе. Хотя мадам Бонэр не преминула это подчеркнуть, суть заключалась в другом. Главное, перед ними был портрет собаки. Причем мадемуазель Герберт передала не только внешние детали, а уловила характер животного, его душу. Посмотрев на картину, объяснила мадам Бонэр, можно понять, что изображенный щенок — чуть глуповатое, крайне возбудимое и очень добродушное создание. Песик, непохожий на других щенков, со своими предпочтениями, достоинствами и недостатками, своим индивидуальным собачьим характером.

Перейдя к картине Беранж, мадам ткнула в аккуратно нарисованное животное и заявила, что оно может быть любой собакой. Нет индивидуальности, глаза стеклянные, ничего не выражают. Щенок выполнен равнодушно. Такое полотно незнакомый человек купит, повесит над камином и будет рад владеть им, потому что это красивая картинка. Но любой, кто знает щенка, предпочтет работу Мэгги. В мире портретной живописи, где публика заказывает художнику запечатлеть члена семьи, будь то человек или животное, от него требуют передать личность персоны или домашнего любимца, а не просто его внешний вид.

И потому, заключила мадам Бонэр, мадемуазель Герберт станет великой портретисткой, а мадемуазель Жаккар — всего лишь средней.

Если бы щенок не двигался, возмутилась Беранж, ей бы удалось написать его лучше, на что мадам ответила:

— К сожалению, не многие заказывают портреты покойников.

После чего без лишних слов подхватила щенка и, посадив его на колени к Мэгги, покинула комнату. Только спустя четыре года, когда Мэгги уже стала звездой школы и у них с мадам Бонэр установились доверительные отношения, девушка спросила у знаменитой художницы, как та догадалась, что ей безумно хотелось этого щенка.

— Моя дорогая, любой, посмотрев на твою картину, мог понять, что ты уже полюбила его. Я лишь отдала тебе то существо, которому ты подарила свое сердце.

Ответ поразил Мэгги грустной иронией, ибо она с первого же момента стала называть щенка Джерри. Не то чтобы Джереми Ролингз чем-то напоминал ей пушистую белую собачку, просто, живя вдали от дома, она постоянно думала о нем, тревожилась. Индия так далеко, семья вообще не получала от него известий. Только связи лорда Эдварда в кавалерии позволяли ему быть в курсе дел племянника, а поскольку Мэгги находилась во Франции, то до нее доходила лишь малая часть этих сведений. Мать с отцом тщательно избегали упоминаний о герцоге Ролингзе, считая этот предмет для нее запретным.

Ей оставалось просто догадываться об опасностях, которым Джереми непременно подвергался в далекой стране.

Вроде экзотических иноземных принцесс с драгоценностями в пупке, хорошеньких жен офицеров или даже случайно встреченных юных индусских крестьянок, несущих кувшины с водой на голове. Едва мысли об этом одолевали ее, Мэгги, всегда засыпавшая необычайно легко, лишалась сна и на следующее утро приходила в студию раздраженная, с красными глазами.

Она понимала, что ведет себя глупо и не должна ревновать, поскольку отвергла его предложение, тем самым лишив себя права на какие-либо собственнические чувства по отношению к нему.

К тому же нелепо было предполагать, что Джереми оставался ей верен. Нелепо и нереально! Герцог Ролингз — мужчина во всех смыслах этого слова, воплощение мужского начала. И как всякий мужчина, имел… потребности, которые удовлетворялись другими, раз она от своего права отказалась.

Значит, с ее стороны наивно полагать, что он не… видится с кем-то или не занимается с кем-то любовью… Возможно, он сделал кому-то предложение и получил согласие. Неудивительно, если он вернется из Индии в сопровождении молодой покорной жены, которая станет прекрасной герцогиней, с увлечением посвятив себя тому, что должно интересовать истинную герцогиню: нарядам, украшениям, драгоценностям, разговорам о том, кто на ком женился, у кого с кем любовная связь. Мэгги способна принести своему жениху только любовь, знание искусства, глубокое знакомство с привычками бишон-фризов.

Иногда, правда, не часто, Мэгги решалась пофантазировать, как все могло обернуться, прими она предлржение Джереми. Если бы отправилась с ним в Гретна-Грин, отбросив всякую осторожность, и позволила ему в ту ночь заняться с ней любовью.

Мэгги едва осмеливалась додумать до конца… Мысль, что обнаженное тело Джереми Ролингза льнет к ее телу, переполняла ее мучительной тоской, ей приходилось брать Джерри и срочно отправляться на прогулку.

Видимо, с ней происходит что-то неладное, раз подобные мысли не покидают ее и вместо того, чтобы тускнеть с годами, становятся все ярче. К тому же, по мере того как росло ее художественное мастерство, ей предоставили возможность работать с живой натурой. Обнаженной. И часто это были натурщики. Она могла подробно изучить строение мужского тела, что добавило пылкости ее грезам о Джереми. Она не раз ловила себя на мысли: такая ли у него широкая грудь, как у Филипа, такой ли он мускулистый, как Этьен, натурщик анатомического класса, так ли выражен у него пах, как у Жерара? И разумеется, Мэгги неоднократно ужасалась, когда думала, насколько могут отличаться гениталии Джереми от гениталий позирующих ей натурщиков. Неужели они столь же большие, темные и волосатые?

Наверно, она просто одержима Ролингзом. Другие ученицы художественной школы также были одержимы мужчинами, но это были их любовники, женихи, молочник, официант из кафе. Они постоянно их обсуждали. Беранж Жаккар стала относиться к ней дружелюбно, и ее разговоры сводились только к мужчинам. По сути дела, Мэгги оказалась единственной девушкой, которая не разговаривала о мужчинах. За пять лет имя Джереми ни разу не слетело с ее губ. Да и какой толк говорить о нем? Она потеряла его из-за минутного детского страха перед неизвестностью, страха утратить над собой контроль. Трусиха вроде нее не заслуживает второго шанса на счастье. И Мэгги даже не надеялась. Ни разу за все пять лет Мэгги не пришло в голову, что Джереми всерьез просил ее написать ему, если она передумает и согласится выйти за него замуж. Какой из отвергнутых мужчин решится вторично сделать предложение той же девушке? Никакой! Мэгги не очень хорошо разбиралась в мужчинах, но в этом не сомневалась ни секунды.