Портрет моего сердца
Шрифт:
— Трудный вопрос. Тебе, Огюстен, надо приложить много усилий, чтобы покорить Беранж, она не дурочка. Но я уверена, что при верном подходе ее можно убедить.
— Верном подходе, Маргерита?
— Беранж очень ценит богатство, — улыбнулась Мэгги.
— О, понимаю! — Лицо Огюстена просветлело. — А у меня денег много.
— Да. Возможно, если ты бросишь к ее ногам…
— Я засыплю ее подарками, драгоценностями, мехами, цветами!
— Полагаю, ты нашел абсолютно верную дорогу к ее сердцу.
— Если ты считаешь… И все-таки я не могу не задуматься… Как обстоят дело с твоим сердцем, Маргерита? Знаю, моя глупая исповедь его
Мэгги ответила что-то с беспечной небрежностью, однако потом, сидя в кебе, нанятом Огюстеном, мысленно повторяла слова бывшего жениха. Как обстоит дело с ее герцогом? Сможет ли он сделать ее счастливой? Вспоминая ночь, проведенную вместе, она верила, что сможет… с величайшей легкостью. И не только в постели.
Но сможет ли она сделать счастливым его?
Глава 37
Ноги в атласных туфельках на высоких каблуках подкашивались от усталости, щеки ломило от улыбки, которой она не позволяла сойти с лица, правая рука ныла от рукопожатий поклонников искусства. Но было очень приятно выслушивать похвалы ее таланту! Правда, Мэгги заботило мнение лишь одного человека, который пока не явился.
Неужели он не придет? Единственным утешением пока оставалось сообщение Хилл о полученной из Ролингз-Мэнор записки. Визит к родным, конечно, вызван необходимостью, Джереми обязан был туда поехать. И все же расстаться с ней так надолго!
Хотя… он ведь уехал только вчера, а она тоскует, словно влюбленная школьница. Ну и что, если Джереми не успел вернуться к открытию ее выставки? Ну и что, если он вообще не вернется? Будут в ее жизни и другие мужчины…
Однако внутренний голос шептал ей всю ночь, что не будут. Для нее существует лишь он.
Мэгги ошибалась, говоря себе, будто никто не покинет свой теплый дом, чтобы взглянуть на «картинки». Выставка привлекла многих любителей и покровителей искусства, которым погода отнюдь не помешала. Хорошенькая, специально нанятая служанка принимала у входа в галерею их плащи и накидки, выдавая каждому пронумерованный диск. К тому же Опостен позаботился, чтобы шампанское лилось рекой, на серебряных подносах непрерывно разносили тарталетки с запеченными устрицами и грибами, поэтому никто из гостей не спешил уходить. За час после открытия красные бархатные ленточки, означавшие продажу, были пришпилены более чем у половины ее незаказных работ.
К восьми часам Мэгги пожала руки сотне посетителей, но того, кого она ждала, среди них не было. Вдруг он вообще не приедет? Галерея закрывается через час, ее увезут на какой-то праздничный ужин с Огюстеном и его друзьями. Интересно, как отнесется Джереми к известию, что она больше не обручена? Сделает ей предложение второй раз? Или рассчитывать на него слишком уж самонадеянно? Может, теперь предложение должна сделать ему она? Пожалуй, это будет справедливо.
Но уверена ли она, что сумеет сделать его счастливым? Впрочем, не важно. Он не придет. Видимо, случилось нечто ужасное. Возможно, поезд из Йоркшира потерпел крушение или его экипаж перевернулся… А может, таинственному убийце наконец удалось серьезно ранить герцога, и он сейчас мечется в бреду, повторяя ее имя?! Лихорадочно схватив с подноса бокал шампанского, Мэгги выпила его залпом, и тут ей пришла в голову еще более жуткая мысль.
Прикончив и второй бокал, Мэгги не успокоилась. Нет, Джереми любит ее, Мэгги, он ждал ее целых пять лет, а уж она может подождать его одну ночь.
Но теперь она свободна и жаждала поскорее сообщить ему об этом. Объявить всем! И даме надменного вида, которой она пожимала руку, хотелось сказать: «Благодарю, мадам, за восхищение моими картинами, но известно ли вам, что я влюблена в семнадцатого герцога Ролингза? Не известно? Да, да, это так!»
Мэгги с превеликим трудом сдержала порыв. Она молчала, когда люди делали ей комплименты по поводу выставки, и почти каждый с любопытством интересовался: «А кстати, портрет темноволосого молодого человека… Кто он такой?»
Придя в ужас, Мэгги снова поймала Кормана, метавшегося по залу с табличками «продано», и опять умоляла его снять портрет. Но молодой человек остался непреклонным.
— Право, мисс, это лучшая картина выставки. Я пометил, что она не продается, но снять ее просто не могу. Это поистине замечательное произведение живописи.
Он был не одинок в своем мнении. Даже художественный критик из «Таймс» обратил на него благосклонное внимание, и, когда Мэгги отказалась назвать имя изображенного человека, шум вокруг портрета еще больше возрос. Только Митчеллы, которые присутствовали на котильоне у Олторпов, узнали героя портрета.
— Но разве это не… — Леди Митчелл ахнула, и ее вечно зевающий супруг поднял брови.
— Слушайте, де Вегу, — протянул он, — это же человек, который расквасил вам нос. Как вы позволяете, чтобы в вашей галерее висел его портрет?
Огюстен, не видевший портрета до открытия выставки, лишь рассмеялся в ответ, но позже добродушно попенял Мэгги, что та никогда не показывала ему картину.
— Хотя это, наверное, и к лучшему, — признался он по-французски. — Я бы сразу понял, что надежды у меня нет.
Покраснев, она хотела извиниться, но Огюстен мягко прервал ее:
— Чепуха, великолепный портрет. И если ты решишь его продать, окажи мне честь стать покупателем. Мне будет полезно поглядывать на него вечерами, если я начну вдруг упиваться самодовольством.
От смущения Мэгги не сумела ответить шуткой. Ее совершенно не радовало, что на всеобщее обозрение оказались выставлены ее чувства. В отличие от Беранж она постоянно вкладывала частичку себя в каждую свою работу, любая картина была ей как дитя, их продажа вызывала у нее душевные муки.
Она с грустью наблюдала, как мистер Корман прикалывает бархатную ленточку к одному из пейзажей, когда знакомый голос промурлыкал: «Бонжур, принцесса!» Мэгги улыбнулась Беранж, потрясающе элегантной в декольтированном вечернем платье из темно-алого бархата.
— Твой месье де Вегу сумел привлечь ради тебя огромную толпу, принцесса, — заметила Беранж, прикрывая рот веером из страусовых перьев. — К тому же они покупают! Ты довольна?
Мэгги взяла третий бокал шампанского.
— О, я очень довольна. Но месье де Вегу больше не мой.