Портрет на камне
Шрифт:
– Все ясно, – незнакомец спрятал телефон и подал Никите брошенный бомжами рюкзак. – А ко мне в гости пойдешь? Здесь близко, через одну остановку. Роскошный прием не обещаю, но есть где умыться, обсушиться и попить чаю.
– А вы тут… кто? Сторож?
– Дух неупокоенный, – хмыкнул "кладбищенский", выбираясь из канавы на дорогу. – Ночью сторожа только у центральных ворот сидят. Кстати, тебе сказочно повезло, что сегодня дежурят Леха и Артем. Они оба некурящие. Обычно я у Степки сигаретами одалживаюсь, чтобы далеко не ходить. Но, как видишь, случается топать и до самых
Он вынул распечатанную пачку и повертел на ладони зажигалку.
– Н-не курю… – выдохнул Никита, силясь рассмотреть лицо своего спасителя.
Мужчина был среднего роста и комплекции, носил дешевую китайскую куртку и видавшие виды джинсы.
– Это правильно, – улыбнулся он, с нескрываемым наслаждением заполнив легкие дымом. – Курить вредно. Я в твои годы тоже здоровье берег. Лет так до двадцати.
– А сейчас вам сколько?
– Тридцать пять, но это не точно, – пошутил "кладбищенский", а затем протянул руку и представился. – Андрей.
– Никита, – парень осторожно пожал длинные пальцы собеседника с ободранными в драке костяшками. – Спасибо, что помогли!
– Всегда пожалуйста.
Мимо пронесся грузовик. Андрей зажмурился, отвернулся от дороги, и все же Никита сумел разглядеть его стрижку "ежик", волосы, словно припорошенные мраморной пылью, и серое лицо с гладко выбритым подбородком. Глаза были то ли голубыми, то ли сталистыми, проницательными, но не злобными.
– Вы на кладбище живете?
– Да. Предлагаю на "ты", мне так проще.
– И давно?
– Лет пять уже, – мужчина откашлялся и жестом позвал школьника за собой.
Никита старался не отставать от быстро идущего по обочине спутника, тревожно всматриваясь в мрачные силуэты надгробий за высокой решеткой погоста. Парню чудилось, что там притаились его бомжеватые обидчики.
– А ты куда посреди ночи отправился? – Андрей снова достал сигарету.
– Из дома ушел.
– Про это я догадался.
– Мать пилит постоянно, – Никита обиженно надул губы. – Отца полтора года как не стало… Здесь лежит, на Новом кладбище. С деньгами туго. Вот она и решила своего начальника охмурить. Типа директор супермаркета, всем обеспечен. Гамадрил пузатый. Ненавижу его.
– Все равно надо ей позвонить. Волнуется, наверное.
– Она думает, что я у Антохи. Спать легла пораньше. Будет с шести утра пироги стряпать для этого Павла плешивого.
– У меня тоже пироги есть, с капустой, – оживился Андрей. – Местный священник, отец Никанор, привез. Его матушка печет по старинному монастырскому рецепту: на натуральном масле и молоке. Вкусные, с покупными не сравнить.
– Вы… Ты в часовне работаешь?
– Нет. Придем, сам все увидишь.
Никита зябко поежился. Он никак не мог успокоиться. По спине бегали мурашки, руки била крупная дрожь, зубы постукивали.
– Замерз? – спросил "кладбищенский" и мигом стащил с себя куртку. – Держи!
– Не надо, спасибо… – упрямо запротестовал парень.
– "Спасибом" не согреешься. Бери давай! И на будущее, лучше говорить "благодарю" или "от души".
– Почему? – Никита завернулся в насквозь пропахшую сигаретным
– Здесь так принято.
Андрей свернул к массивным кованым воротам, вынул из джинсов ключ и вставил в замок калитки.
– Вот зараза, – проворчал он, толкая плечом неуступчивую решетку.
Калитка поддалась, скрипнули петли, и "кладбищенский" сделал широкий, приглашающий жест рукой:
– Проходи, осмотрись, я пока тут обратно все закрою.
Никита встал под фонарем на небольшой асфальтированной площадке. С краю высились металлические сараи, палатки с лотками для искусственных цветов, кирпичные офисы похоронных контор и зарешеченные навесы, под которыми хранились гранитные надгробия. Вдаль лучами разбегались узкие аллеи утопающего во мраке погоста.
– Вот умывальник, – Андрей покрутил проржавевший кран и ополоснул руки в закрепленной на стене мастерской оцинкованной мойке. – Туалет в конце самой правой дорожки. Минуты две идти, если бегом – то быстрее. Покойнички тихие, по ночам не тревожат, вдогонку не кидаются.
Он прошел дальше, отпер деревянную бытовку, и, шлепнув ладонью по засаленному выключателю, протиснулся внутрь мимо стоявших у входа отполированных гранитных плит. Никита осторожно заглянул через порог.
Тесное и захламленное помещение можно было условно разделить на рабочую зону и жилую часть. В первой находились стол, лавка, полки с инструментами для ручной гравировки, принтер, несколько коробок бумаги, цветные папки, кисти, стаканы с восковыми карандашами и шариковыми ручками. Во второй школьник обнаружил печку, импровизированную кухню, а у дальней стены – спальный угол с узким топчаном и подвешенным над ним магнитофоном.
Андрей включил электрочайник и поставил на стол жестяную коробку, доверху заполненную печеньем. Порывшись на полках, он вынул два пакета: один с пирогами, другой с конфетами.
– Все мокрое снимай и развесь. В тумбочке есть чистые футболки, – "кладбищенский" достал две пластиковые кружки из набора "Липтон". – Чай черный или зеленый?
– Черный, – откликнулся Никита, медленно двигаясь по бытовке и осматриваясь.
– С сахаром?
– Да. Одну ложку, пожалуйста.
Его взгляд задержался на рекламном плакате, сообщавшем, что опытные мастера компании "Гравер-ВВ" производят ручные граверные работы и высококачественную гравировку на современном лазерном оборудовании. Под небольшим прайсом имелась приписка, что станком наносится графика по готовым шаблонам, а портреты и индивидуальные оформительские решения художники-камнерезы выполняют вручную.
Помимо плаката и нескольких музыкальных постеров, на стенах было много полок с книгами, среди которых стояла пара недорогих икон.
– Ты верующий? – спросил парень, изучая суровые лики святых.
– Мы все верующие. Просто каждый – в свое. Это отец Никанор мне подарил, за то что я для него ларец расписал.
– Какой ларец?
– Для церковной утвари.
– Ты художник? – догадался Никита.
– Художник-оформитель, гравировщик по камню.
– Круто! – у школьника загорелись глаза. – А можно посмотреть?