Портрет незнакомца. Сочинения
Шрифт:
Развивая эту мысль, Кант делает несколько замечаний, очень важных для нашей темы. Свобода, считал он, как независимость от законов природы, это не только освобождение от гнета, но и от всяких общепризнанных правил. Это словечко «гнет», это понимание угнетенности человека законами природы существенно и близко напоминает уже цитированные идеи Федорова. По мнению Канта, в случае, если мы принимаем реальность явлений, мы должны неизбежно отрицать свободу — примирить между собой мир природы и свободу в этом случае решительно невозможно. Под свободой Кант понимал любой независимый акт, не обусловленный никаким
Выходит, что законы природы убивают не только отдельного человека, они убивают и самую возможность свободы.
Мы не знаем причины смертности человека. Точнее сказать, мы знаем великое множество причин насильственной смерти, но почему человек стареет, изнашивается и в конце концов перестает жить — этого мы не знаем.
Смерть — вот что деформирует свободу воли у живущих на земле, вот что лишает их выбора, вот что вырывает отдельных людей из слоя человеческого вещества, разлитого по планете, и способствует постоянному обновлению состава этого слоя.
Попробуем представить себе, что человек не был бы смертным. Нетрудно понять, что весь мир его стал бы иным. Прежде всего, исчезли бы страхи — страхи смерти, старости, болезней, голода… Изменились бы и цели человека, и его представления о ценностях. Вот тогда, когда человек сам волен был бы выбирать жизнь или смерть — и только тогда! — мы могли бы говорить о свободе воли.
Сейчас же свобода эта отсутствует в решающем вопросе — вопросе о жизни и смерти.
Отсутствует для отдельного человека. Но, может быть, она есть у человеческого вещества в целом?..
4. Третье отношение
Вспомним, какими же надежными сведениями о человеческой живой массе располагал бы наблюдатель, глядящий на нее со стороны в течение примерно трех-четырех тысяч лет?
Прежде всего он обнаружил бы, что частицы, составляющие это вещество, находятся в непрерывном, повидимому, беспорядочном движении, в результате которого на поверхности вещества возникают самые неожиданные и причудливые узоры. Он заметил бы, что каждая частица способна ставить перед собой кратковременные цели, стремиться к их достижению, что ее движение выглядит целенаправленным и осмысленным, хотя, как правило, и непрямым: она стремится добыть себе пропитание, оставить после себя потомство, что-то построить или разрушить, как-то выделиться, отличиться от других. Он увидел бы, что цель почти любой частицы может иметь «пару», противоположную по содержанию — один может стремиться родить, другой — убить, один любить, другой — ненавидеть, один разбогатеть, другой — избавиться от богатства, один властвовать, другой — подчиниться…
Далее, посторонний наблюдатель без труда установил бы, что при всей случайности, беспорядочности и противоречивости движения частиц, при всей непредсказуемости их метаний между полярными противоположностями (внутри, как теперь принято говорить, «бинарных оппозиций»), при бесконечном разнообразии их объединения в маленькие, большие и гигантские группы, вещество в целом действует строго последовательно — оно увеличивает свою массу, оно со все возрастающей скоростью вызывает превращения окружающего
Человеческое вещество на нашей планете все больше и больше саморазогревается.
Этот процесс был бы для постороннего наблюдателя нагляден и очевиден, прост и легко измерим.
Слабое пламя костра, едва способное осветить ночную лесную поляну, площадку перед пещерой, вырвать из мрака клочок поверхности реки, сменилось взрывами сверхмощных водородных бомб, затмевающих солнце.
Нельзя не удивляться пророческой глубине трагического мифа о терзаниях Прометея, похитившего у богов огонь и обреченного за это на бесконечное страдание!
От факела в руке нашего предка, от скорчившихся над костром примитивов — до рубильника в руке ученого, до склонившихся над приборами и расчетами любителей «превосходной физики» расстояние во времени, возможно, значительно больше, чем от водородной бомбы, способной уничтожить человеческое вещество, до того уровня энергии, которое в состоянии преобразовать весь видимый мир.
Преобразовать? Во что?
Может быть, в сверхзвезду.
Или в кучу космической пыли.
Или в нечто, совершенно нам неведомое.
Наблюдая эту деятельность человечества, этот постоянный его саморазогрев, антиэнтропическую направленность его работы, можно прийти к выводу, что человеческое вещество действует как одна из слепых космических сил, действует закономерно и целесообразно, причем законы и характер этого действия принципиально ничем не отличаются от законов и характера любых других природных сил: гравитации, сохранения энергии или, скажем, небесной механики.
Свободы воли это вещество человеческое, очевидно, не имеет. Но имеет ли его деятельность конец?
Похоже, что имеет…
В отличие от тех космических процессов, которые подвержены действию энтропии, деятельность человеческого вещества происходит с нарастанием результативности, с заметным ускорением.
Возможно, у деятельности человечества есть конец. Но этот конец едва ли будет тихой и постепенной смертью, как тихо и постепенно гаснет звезда, как постепенно и незаметно растворяется соль в воде. Возрастающая активность мыслящей космической силы, все большие величины освобождаемой ею энергии наводят на мысль, что конец человечества может совпасть с некоторым космическим событием, причем событием таким по характеру и масштабу, которое не может произойти иначе, чем с помощью природного вещества, способного к самопознанию, к пониманию себя одновременно и как деятеля, и как зрителя.
Не исключено, что человечество призвано преобразовать весь известный нам мир, ту вселенную, которая, по нынешним представлениям, имеет начало (примерно 10–15 млрд. лет назад) и в которой есть константа, раздражающая здравый смысл, — скорость света (300 тыс. км в секунду). Не возникла ли наша вселенная в результате деятельности некоего иного мыслящего вещества, прекратившего свое участие в космических преобразованиях одновременно с рождением нашего мира? Это неплохо согласовывалось бы с религиозными ветхозаветными представлениями.