Портрет обнаженной
Шрифт:
– Как со следами в квартире?
– Их оставили или потерпевшая, или ее мать, или гости. Неопознанных следов пальцев рук нет.
Часов около четырех с похорон вернулся продрогший Айдар.
– Ничего интересного, – сообщил он. – Слезы, рыдания, бабушка Луизы чуть в обморок не упала, пришлось нашатырем в чувства приводить.
– Мать на похоронах была одна или с мужчиной?
– Стоял рядом с ней какой-то молодой человек, но она больше с мужем общалась, с ним и уехала. Муж, кстати, с этим парнем за руку поздоровался.
– Муж с женщиной был или один?
– Он, как приехал с матерью Луизы, так и уехал с ней.
Вечером на подведение итогов нас собрал Мельниченко.
– Записывайте или запоминайте, – сказал он, сверяясь со схемой, составленной Садыковым. –
Мельниченко передал схему Садыкова мне. На ее обороте Федор сделал отметку: «4–6, 7–8, 3–5».
«Это пары, которые уединялись в комнате Луизы, – догадался я. – Лапшина Татьяна, проверившая содержимое тумбочки потерпевшей, была с Веселовым, когда-то поведавшим Волкову о распутстве Каретиной. Начало интересное, будет над чем поработать».
Во время совещания в кабинет Мельниченко позвонил Ласковый и пригласил меня к телефону.
– Андрей, – сказал он, – мы получили предварительные результаты биохимического исследования образцов, изъятых из трупа Каретиной. Экспертиза будет готова позже… Андрей, ты сидишь или стоишь? Если стоишь, то сядь. Новости у меня сногсшибательные. Ты приготовился? Слушай: в крови, моче и содержимом желудка Каретиной обнаружен морфий в высокой концентрации.
– Я от слова «морфий» должен в осадок выпасть? – удивился я.
– Можно подумать, что ты наркоманов-морфинистов каждый день встречаешь, – по голосу Ласкового я понял, что он употребил мензурку спирта после окончания рабочего дня и сейчас готов обидеться на любую мелочь.
– Модест Сергеевич, у меня к вечеру чувство юмора тупеет, так что не обращайте внимания, – примирительно сказал я.
– Ладно, проехали! – засмеялся в трубку эксперт. – Незадолго до смерти Каретина перорально, с пищей или с напитками, приняла большую дозу морфия заводского изготовления. Не отвара опийного мака, а чистого морфина. Доза была рассчитана настолько точно, что Каретина не вырубилась за столом и не умерла от передозировки, а впала в сонное состояние и уснула на кровати. Как тебе такой поворот событий?
– Где можно достать чистый морфий? – не задумываясь, спросил я.
– На химфармзаводе, в больнице, на медицинском складе войск гражданской обороны. Морфий можно много где поискать, но одно я тебе скажу точно: в аптеки он не поступает.
Я задал Ласковому еще пару вопросов и положил трубку.
– Коллеги, – обратился я к участникам совещания, – у нас новость: перед тем, как потерпевшая была убита, ее привели в бессознательное состояние с помощью морфия заводского изготовления.
– Какой у нас, однако, изощренный убийца, – сказал один из оперов.
– Или два убийцы, – предположил я. – Один хотел отравить Каретину, но не рассчитал дозу, и она осталась живой, а второй ее зарезал.
– В любом случае это кто-то из гостей, – высказался
– Не будем спешить! – подвел итог Мельниченко. – Для начала опросим всех участников застолья, а уж потом начнем делать выводы.
Допрос свидетелей я решил начать с Чистякова Андрея.
«Если он действительно случайный человек в компании Луизы, то ему незачем было убивать хозяйку, – размышлял я. – Разгорячившись после коньяка, он мог бы повздорить с Каретиной. Мог наброситься на нее с кулаками, мог и за нож схватиться, но выглядело бы это как обычная бытовуха: вскочил со стула, схватил первый попавшийся в руки нож – бац в бочину – и весь разговор. У нас же продуманное изощренное убийство, а не застольная склока».
Чистякова я вызвал не в городское управление, а к себе в отдел. В городском УВД для меня с Айдаром отдельного помещения не нашлось, а квартировать у кого-то на положении бедных родственников мне не хотелось.
Свидетель оказался высоким парнем, худощавым, узкоплечим, с длинными руками. У него были карие, слегка навыкате, глаза и тонкие губы. Во время разговора Чистяков периодически досадливо кривился, как прораб, обнаруживший неровную кирпичную кладку на стройке. Вел себя Андрей Чистяков раскованно, временами бравируя своими откровениями.
«Это не он, – с первой минуты допроса решил я. – Этот парень держится так уверенно потому, что у него есть неопровержимое алиби. Ну что же, посмотрим, на чем основана его уверенность».
– Короче, все началось с того, что я поссорился со своей чувихой, – начал он. – Мы встречались полгода. Она временами пробрасывала тему: «Не пора ли нам узаконить отношения?» Я, как мог, отшучивался, и она решила переменить тактику. Накануне демонстрации она говорит: «У меня задержка». Короче, она старше меня на год, учится в том же институте, что и я, живет в общаге. Я ее как будущую жену никогда не рассматривал. Спрашивается, на фиг мне такая супруга, у которой ни кола ни двора, ни распределения в областном центре? Куда я ее после ЗАГСа поведу? В квартиру к родителям? Я как услышал про «задержку», все сразу же понял и говорю: «Любимая, я с первого класса знаю, что детей не аисты приносят. Если у тебя «задержка», обратись к ее автору, я тут не при делах». Она психанула, обозвала меня «подонком» и ушла зализывать раны. Дело к празднику, а мне податься некуда. У мединститута три общаги. Есть где оттянуться, но ни в одну не пойдешь. В первой бывшая любимая встретит, во второй я вахтершу «старой сукой» обозвал, и она во всеуслышание заявила, что я попаду в общежитие только через ее труп. Третье общежитие на другом берегу, туда ехать – себе дороже будет. Оставалось два варианта: пойти к приятелю на квартиру, посидеть в чисто мужской компании, или остаться дома с родителями. У приятеля все посиделки сводятся к тупой пьянке. С родичами сидеть скучно. Они, как подопьют, начинают о политике рассуждать или стонут, как раньше все было хорошо, а стало все плохо: в магазинах полки пустые, за бутылкой водки надо два часа в очереди стоять. Словом, до вечера 6 ноября я не знал, где буду праздник встречать. Тут сеструха говорит: «Пошли со мной, развеешься, на моих подруг посмотришь». Я обрадовался такой перемене, отдал ей десятку и после демонстрации пошел к Каретиной.
– Тезка, – сказал я свидетелю, – так вы скидывались на застолье?
– По чирику с носа. Если все поровну сдали, то получится восемьдесят рублей. На выпивку и закуску хватит, если продукты в магазине покупать, а не на рынке. У Луизы, как я понимаю, с этим делом был полный порядок – для ее мамаши любой магазин с «черного» хода открыт. Мой батя перед праздником купил кусок свинины по три пятьдесят кило и похвалялся целый день, что дешево достал, а Луиза так, вскользь, обмолвилась, что ее мать не смогла сервелат купить. Говорит: «Мама поздно в магазин пришла, блатные уже все расхватали». Вы представляете, о чем речь? Сервелат! В магазине! Если бы мой батяня, выпив пол-литра, такие речи услышал, он бы народ на баррикады призвал, новую революцию против буржуев делать.