Портрет Оливии
Шрифт:
Я оборачиваюсь и смотрю на Оливию, пытаясь сопоставить ее реакцию и новые факты. И все равно у меня не вяжется. Не то чтобы я мастер читать по лицу, но думаю, в такой ситуации даже дерзкая девчонка уже призналась бы. А Оливия явно не из их числа.
Ларри бросается на меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не врезать ему. Перехватываю руки парня и отталкиваю его прочь.
К счастью, этот придурок понимает, что я не собираюсь менять свое мнение и, демонстративно сплюнув, уходит.
– Где твоя одежда? – спрашиваю у девушки. Почему-то я чувствую вину перед Оливией,
– В бассейне, – чуть не плача сообщает она.
Нет, это не она сдала нас. Совершенно точно. Возможно ее подружка, но эта девочка слишком безобидна.
Я бросаю быстрый взгляд на нее, и этого достаточно, чтобы понять, как чудесно смотрится моя футболка на ее голом теле. Мне становится весело от этой мысли, но я стараюсь спрятать улыбку. Отворачиваюсь и иду доставать ее одежду. Оливия плетется за мной как побитая собачонка, и мое веселое расположение духа снова пропадает: еще больше становится жаль ее.
Вещи Оливии промокли и опустились на дно бассейна, раздеваться и прыгать за ними мне лень.
«Не хватало в бассейне двух голых и мокрых», – снова озорная мысль пробегает в сознании, и я борюсь с ухмылкой.
Ищу взглядом что-то, что могло бы мне помочь вытащить одежду из воды, и замечаю на стене сачок для инвентаря. Взяв его, вылавливаю полотенце и халат девушки.
– Это все? – спрашиваю.
Оливия утвердительно кивает. Я не могу смотреть на нее, кажется, девчонка вот-вот разревется. Глупая. Нашла из-за кого расстраиваться. Хотя я и сам не в восторге от методов Ларри. Даже злюсь на него. Буллинг девочек – это средство для слабаков, а я к ним Ларри не причислял. До этого момента.
Выжимаю одежду девушки, хочу отдать ей и уйти, но Оливия выглядит такой напуганной, что я решаю проводить ее до комнаты. Хотя и уверен, что Ларри не станет караулить ее. По крайней мере, сегодня.
Во мне борются противоречивые чувства: с одной стороны неловко из-за поведения соседа, а с другой – короткого взгляда хватило, чтобы понять, что девушке невероятно идет моя майка, едва прикрывающая аппетитную попку. В иной ситуации я бы непременно озвучил свои мысли вслух, но сейчас это неуместно. Оливия явно еще не отошла от шока, и испугается еще больше, если я скажу что-то подобное. Я пытаюсь пристыдить себя за такие мысли, но глупая улыбка все равно упорно лезет на мое лицо, как я ни пытаюсь от нее избавиться.
Я оставляю девчонку у ее комнаты и сразу же ухожу к себе. С Ларри выяснять отношения не собираюсь, поэтому просто заваливаюсь спать, вспоминая, как сексуально смотрится моя футболка на прекрасном теле Оливии. Так и засыпаю с глупой улыбкой на губах.
Глава 4
15 января.
Оливия
Утром я чувствую себя еще хуже, чем вчера. Как ни странно, за ночь мой стыд не улегся в душе. Молли все еще спит, хотя будильник уже прозвенел. От одного взгляда на майку Мэтта, мои щеки заливаются краской. Это же надо было так опозориться!
Футболка уже высохла, и я решаю положить ее в сумку, чтобы отдать владельцу при встрече. Когда я складываю майку, до меня доносится легкий аромат парфюма. Я подношу ее к лицу и вдыхаю свежий и в то же время сладкий запах. Необычный парфюм для
– Этого я и опасалась: все-таки Стокгольмский синдром настиг тебя, Ливви, – констатирует Молли, потирая глаза. – Будь осторожна.
Я вздрагиваю от ее слов, складываю футболку и убираю в сумку.
– Я просто собираюсь отдать майку, – зачем-то оправдываюсь я.
– Ага, – соглашается Молли, но по ее тону понятно, что она мне не верит.
– Мне пора, – заявляю я и убегаю из комнаты.
– Рано же еще, – доносится мне вслед голос подруги.
Перед уроками очень хочется заглянуть в музыкальный зал. Едва пальцы прикасаются к клавишам пианино, неизвестная мелодия наполняет все пространство вокруг, успокаивая меня.
***
На уроке я не слушаю учителя, пытаюсь по памяти записать новую мелодию, которая родилась утром. После смерти родителей со мной такое часто случалось: вместо того чтобы плакать, я садилась за пианино и играла те ноты, которые приходили в голову и отражали мои чувства. Но за последний год ни одной новой композиции не появилось. Наверное, боль притупилась. Я стала привыкать к своей утрате.
Сегодня же мне удалось вылить свою обиду и отчаяние в музыку. Мелодия получилась тревожной и динамичной, почти как те, которые я писала после гибели родителей.
***
Мэтт
После уроков приходится плестись на факультатив по рисованию. Хорошо хоть учительница, мисс Эйприл, оказалась молоденькой и симпатичной, а не какой-нибудь злющей грымзой. И все равно мне не хочется ее слушать. Я беру карандаш и машинально начинаю рисовать от скуки.
Несколько лет я не держал карандаш в руках, но, кажется, мои пальцы помнят, что делать. Мышечная память. Я просто наношу штрихи на бумагу, и с каждой новой линией все отчетливее вижу, как на листе появляется портрет мисс Эйприл.
Закончив свою короткую лекцию, учитель подходит ко мне.
– Мэттью, мне кажется, ты меня совершенно не слушаешь, – укоризненно говорит она. – Если тебе что-то не понятно, давай…– заметив мой рисунок, мисс Эйприл замолкает и начинает внимательно рассматривать его.
Я довольно улыбаюсь: ей явно льстит мое внимание, хотя она пытается этого не показывать.
– Мэттью, где ты учился? – спрашивает учитель, все еще разглядывая портрет.
– Ой, это было сто лет назад, – отмахиваюсь я.
– У тебя хорошо получается, хотя технику, конечно, нужно подтянуть, – задумчиво произносит она. – Останься после занятия на пару минут.
– Вы ко мне пристаете, мисс Эйприл? – спрашиваю я, приподняв одну бровь.
В классе становится тихо, все ученики с любопытством смотрят на разыгрывающуюся сцену.
– Мэтт, – строго одергивает меня учитель, при этом густо краснея. – Я просто хотела сказать, что у тебя очень неплохо получается, только нужно устранить некоторые недочеты.
Она берет карандаш и начинает уточнять мой набросок, попутно комментируя, как выявить форму при помощи светотени и где поставить блики на зрачках, чтобы глаза стали выразительнее. И хотя я вовсе не собираюсь заниматься этим серьезно, почему-то слушаю ее и внимательно слежу за движениями карандаша и ластика.