Портрет семьи (сборник)
Шрифт:
Люба не стала указывать на несуразность сравнения: кто же грабит с таким багажом? У Любы наступила та степень отчаяния и усталости, когда уже не ждешь от жизни ничего хорошего, калькулируешь несчастья и не удивляешься им. Поэтому она и на звонки не отвечала, хотя телефон звонил непрерывно…
Антон приехал в аэропорт, но жены не застал. Третья учебно-тренировочная поездка! И телефон Любы не отвечает! Гриша опросил таксистов и носильщиков. Подходящая по описаниям женщина, но сильно помятая, уехала на «Волге» сорок
«Я ей кузькину мать покажу! На молекулы разберу! — внутренне кипятился Антон на обратной дороге. — Она думает, что у меня других забот нет, как в Шереметьево за ней кататься! Чего ей не хватает? Как сыр в масле! Нет, надо мне нервы мотать и дуриком выставлять! Чтоб ты сдохла!»
Но его ярость мгновенно улетучилась, когда они подъехали к дому. На скамеечке, окруженная коробками и чемоданами, под дождем виднелась жалкая фигура. В нелепой мокрой шубе, на голове полиэтиленовый пакет. Двумя руками держит сотовый телефон, смотрит на него не отрываясь и ревет белугой.
— Любаня! — подошел к ней Антон. — Что с тобой?
— Все хотят моей смерти! — Люба посмотрела на него. Заплаканное и залитое дождем лицо. — Чтоб я сдохла, да?
— Не преувеличивай! — возразил Антон.
Хотя несколько минут назад точно этими словами проклинал жену. Но в целом, а не конкретно!
Антон обнял ее за плечи, поднял и повел в подъезд.
— Занесите вещи! — велел он шоферу и охраннику.
Около столика консьержки задержались.
— Она меня не пускала! — плаксиво пожаловалась Люба.
— Уволю! — пообещал Антон.
— Не надо! — смилостивилась Люба.
— Хорошо! — опять быстро согласился Антон. — Пусть остается.
— Просто запомните меня, — сказала Люба.
Консьержка, застывшая по стойке «смирно», быстро закивала. В этом доме жили исключительно состоятельные люди. И никто из них не расхаживал с пакетами на голове!
Антон
Он помог жене раздеться. Люба уже не плакала, но причитала. Рассказывала о своих злосчастьях, которые начались, как только ступила на родную землю, то бишь борт самолета «Аэрофлота».
По ее словам получалось, что все люди были озабочены исключительно тем, чтобы обидеть ее, Любу. Издевались! И с погодой специально подсуропили!
— Эх, разбаловалась ты, мать! — усмехнулся Антон. — Помнишь, как раньше? Ночь, метель, а ты на саночках детей в садик везешь, они сугробами покрываются… У тебя на щеках красные полоски были — от слез, которые текли и замерзали.
Антон обнял жену и по-братски поцеловал в лоб.
— Сейчас тебе ванну сделаю, или сначала коньячку?
— Параллельно. У меня там «Пало» в чемодане, но не помню в каком.
Люба нежилась в большой ванне-джакузи. Горести отступали. Антон пришел с двумя рюмками в руке, одну протянул Любе:
— Прими лекарство!
Он сел
Сейчас, несчастная, голая, с мокрой головой и с глазами обиженной доброй телочки, Люба выглядела необыкновенно молодо и трогательно.
Антон снял галстук, рубашку, расстегнул брюки и спустил их вместе с трусами. Люба всегда ругала его за привычку в одно движение избавляться от штанов, трусов и носков. Но теперь она молчала, с удивлением наблюдая за мужем.
Антон залез в ванну, прилег под бок жены, обнял ее за талию.
— Ты что придумал? — сконфузилась Люба.
Последний раз они занимались любовью… не вспомнить когда… Их отношения давно стали братскими и дружескими. То мощное влечение, какое много лет испытывали друг к другу, прошло, как все проходит в жизни. На месте эротической привязанности образовалась крепкая человеческая спайка, которую нельзя было разорвать.
Потому что нельзя прожить жизнь заново и второй раз по-настоящему врасти в другого человека. Так считали и Люба, и Антон. Оба ошибались!
— Что ты как маленький! — вяло сопротивлялась и внутренне ликовала Люба.
Антон целовал ее шею. Рука Любы скользнула вниз по его животу.
— Совсем не маленький! — признала она.
В московской квартире хозяйство вела приходящая домработница. Служба у нее была необременительной, уборка сводилась к вытиранию пыли. Антон не обедал и не ужинал дома, только пил кофе по утрам.
Сейчас они тоже могли пойти в ресторан или заказать на дом. Но решительно не хотелось никого видеть, даже официантов или доставщиков еды.
Люба и Антон ужинали крупно нарезанной собрасадой, сыром и сладким печеньем — все, что нашлось в доме. За много лет это был самый веселый и радостный ужин, просто королевский.
Они поговорили о детях, о родных. Люба рассказала о нововведениях на вилле на Майорке.
Антон в общих чертах поведал о служебных проблемах. Потом спросил:
— Почему ты все-таки примчалась? И что навезла в чемоданах?
— Детское приданое. Антон! Я очень хочу ребенка!
— Усыновить?
— Да, но родного!
— Как это родного? Наши дети, насколько я информирован…
— От детей дождешься! Это от Киры!
— Кажется, у нее будет внук? Ты собираешься украсть у подружки внука?
— Кто ж его отдаст? Внук — само собой отдельно. А Кира беременна отдельно.
— Внуком? — рассмеялся Антон.
— Очень смешно! — попеняла Люба. — Моя любимая подруга на сносях, а ты хихикаешь!
— Давай по порядку. Рассказывай все с самого начала.