Портрет синей бабочки
Шрифт:
Я уже было достала телефон, чтобы позвонить Дрозду и выложить всю правду о Дине, как вдруг в моей голове созрел коварнейший план. Я поняла, как могу донести до сведения Дрозда правду о наличии у него соперника и притом совершенно анонимно! Мне вовсе не хотелось, чтобы за мной, словно крысиный хвостик, тянулось звание предателя.
Глава 16
Пазл
Несколько дней ушло у меня на подготовку к разоблачительному плану. Я распечатала фотографию Дины, сидящей на коленях у Никиты, но просто так бросить ее в ящик Дрозда я не смогла. Желание
Разрезав фотографию, словно плитку шоколада, на пятнадцать частей, я хорошенько перемешала их и только тогда положила в конверт. После этого возникла новая проблема – как его передать? Написать на конверте «Дрозду» и кинуть в почтовый ящик с номером его квартиры в их подъезде было вроде бы логично, но этот конверт могла достать и мама Дрозда. И это был бы провал операции.
Оставался один выход – задействовать Виту. Я весь вечер караулила, пока Дрозд выйдет из дома – он не вышел. Я караулила и следующий вечер – то же самое. Мне еще повезло, что каждый день на улице становилось все теплее, весна вступала в свои права и, кажется, не собиралась больше уступать зиме ни единой минуты.
Сидя у одного из подъездов дома, расположенного перпендикулярно дому Дрозда, я навлекла на себя подозрительные взгляды старушек. Верба уже расцвела, ее почки вскрылись, и вот, как я караулила Дрозда, старушки караулили вербы, рассаженные вдоль подъездов. Чтобы их веточки в преддверии Вербного воскресенья никто не обломал.
Напрасно они меня подозревали. Я никогда не ломала ветки и не собиралась делать этого в будущем. Жаль, что моя мама, как и многие, уже успела сорвать где-то три вербные веточки и поставить их в вазочку с водой, и на них давно уже треснули темно-бурые перчатки скорлупки, показав пушистые, словно звериные лапки, почки.
Я позвонила в дверь Дрозда наудачу. Если бы открыл он, я бы сказала, что пришла брать уроки игры на гитаре. Открыла Вита. Я протянула ей конверт и попросила передать Дрозду, ни в коем случае не сообщая, что конверт от меня. Вита согласилась. И я знала, что могу ей доверять, поэтому с легким сердцем отправилась домой.
Ну как с легким… Не вполне, конечно. Вы же понимаете, что я не так проста, как хочу казаться. Думаете, я сделала дело и расслабилась? Ха, как же! Даже если все пройдет как по маслу и Дрозд, собрав пазл, разругается с Диной в пух и прах, станет ли Дина от этого несчастна? Буду ли я отомщена за все ее козни? Пф, да нет, конечно!
Я торжествовала. Почему бы и нет? Не то чтобы я была злюкой. Но как бы вы чувствовали себя на моем месте? По крайней мере, часть моего плана могла осуществиться. Уже от одного этого я чувствовала себя победительницей и смотрела вокруг себя воинственным взглядом.
По обе стороны дороги цвела мать-и-мачеха. Наверное, обычные девчонки, глядя на эти цветы, представляли себе цыплят, бегающих по лужайке и непрерывно пищащих. Трогательно. Но не для меня. Я представляла золотой лавровый венок, венчающий мою голову.
«Что может подавить Дину? – спрашивала я себя. – Что может ранить ее настолько, что она прекратит задирать нос, перестанет быть выскочкой?» Если поставить себя на ее место, она превосходила меня в двух вещах: у нее был парень – даже два парня! – и она наверняка опять собиралась блистать на
Отбить у Дины Никиту я не сумела бы ни при каком раскладе. В этом плане я была реалисткой. Меня выворачивало при одной мысли о том, чтобы присесть к парню на колени, откровенно заигрывать с ним, хихикать и жеманиться… Фу, какая гадость! А что, если он захочет еще и поцеловать меня?..
Вопрос с поцелуями – это отдельная тема. Упрекайте меня в излишней чопорности, считайте старомодной – мне плевать. Я не понимала, что может быть прекрасного в поцелуях. Вот в садике мальчики с девочками не целуются же и прекрасно себя при этом чувствуют! Ну или, к примеру, не целуются же братья с сестрами, и это не мешает им любить друг друга. Да даже просто друзья не целуются! А ведь порой жить друг без друга не могут.
Было и еще кое-что, повлиявшее на мое отношение к поцелуям, я вполне отдавала себе в этом отчет. В детстве, когда мы как-то вечером смотрели с мамой телевизор, на экране мужчина принялся целовать женщину. Вернее, это мама смотрела телевизор, а я во что-то играла и время от времени поглядывала на экран. Заметив, что я пялюсь на то, как двое целуются, мама воскликнула: «Отвернись!» – и я покраснела, опустив глаза и поняв, что застала нечто постыдное.
В другой раз телевизор смотрела уже бабушка. Случилось примерно то же самое, что в случае с мамой, только оценка бабушки была еще более уничтожающей. Едва на экране соприкоснулись губами мужчина с женщиной, бабушка покривилась и невольно заметила: «Опять лижутся!» – так я поняла, что поцелуи сопровождаются еще и обильным слюнообменом.
Так вот, если бы мне каким-то чудом удалось отбить Никиту у Дины, то как, скажите на милость, мы смогли бы с ним поцеловаться? Это же уму непостижимо! Мне пришлось бы перешагнуть через себя, а к этому я была не готова. Позволить парню целовать себя – для меня это было все равно что присутствовать на вскрытии лягушки. Да-да, так же мерзко и скользко.
И ладно бы еще какому-то другому парню – на вскрытии лягушки еще никто не умирал. Но Никите! Никите! Мое первоначальное впечатление о нем как о первом в классе красавчике, напоминающем русского былинного богатыря, давно уже сменилось на резко негативное. У него, к примеру, были пухлые губы, всегда красные и потрескавшиеся, будто воспаленные от простуды. У него был яркий аллергический румянец на щеках, отчего казалось, что его щеки густо намазаны румянами.
Если посмотреть на него мельком и, желательно, издалека – ну да, красавец. Но если вглядеться… Я не смогла бы позволить поцеловать себя этому монстру, даже закрыв глаза. Даже через марлю.
Стало быть, вариант с лишением Дины обоих парней отпадал. Вообще, если подумать, то, что Дине доставался Никита, – это ведь только с ее точки зрения было победой. На самом деле они были как красавица и чудовище. И оба заслуживали друг друга.
Но я ведь могла и не отбивать Никиту у Дины. К чему такие крайности. Ведь когда в марте прилетели грачи, и каждый из них важно, как и Никита, расхаживал по сырой от снега земле, рядом с ними прекрасно уживались и воробьи, и галки, и голуби, в конце концов. Я могла заставить Дину поверить, что Никита увлечен другой. И заставить Никиту поверить, что есть кое-кто получше Дины. Как это сделать – вопрос техники.