Портрет синей бабочки
Шрифт:
Вы, конечно, сейчас хмыкнете и заявите, что вы бы на месте Дины попытались помириться со мной после школы или даже на перемене. Но вы забываете, какой была Дина. Гордый и неприступный человек не станет проявлять свои истинные чувства на глазах у всех. Хотя есть ли у таких людей истинные чувства, кроме эгоизма?.. Сомневаюсь.
Платье мы с мамой выбрали синего цвета, безо всяких украшений, с завышенной талией, из плотной ткани. Застежка-молния была на спине, само платье было без бретелек, с короткой накидкой. Я, конечно, снимала ее перед зеркалом и красовалась, представляя, как произведу фурор оголенными плечами
Да и бог с ним, с этим платьем. Если я когда-то и решусь надеть его без накидки – так это, может быть, на выпускной, когда буду достаточно уверена в себе и не зависима от чужого мнения. Пока же оно было куплено и убрано в шкаф, где одиноко висело в ожидании своего звездного получаса.
Прежде чем рассказать вам заключительную часть истории, я добавлю, что безумно скучала по Дрозду. В гости к нему я больше не ходила. Я ведь понимала, что он может задать вопрос, не я ли подкинула ему ту Динину фотографию, а я на такой вопрос не готова была ответить. Вот так, экспериментальным путем, я выяснила, что я еще и трусиха.
Время от времени я спрашивала Виту о Дрозде. Не в лоб, конечно, а так, осторожненько, чтобы она не догадалась, что я изнываю от желания увидеть ее братца, как Вита неизменно называла Дрозда. Но Вита либо ни о чем не догадывалась, либо была настолько тактична, что не задавала встречных вопросов, а лишь отвечала на мои.
Так я узнала, что злополучная фотография какое-то время висела у Дрозда на стене на самом видном месте. Зачем он ее туда поместил – бог знает. Фотография бесследно исчезла после последнего прихода к ним Дины. Нет, Дина не ругалась с Дроздом. Просто перестала ходить к нему в гости, как и я.
Еще я узнала, что Дрозд стал каким-то скрытным. Стал реже гулять, чаще запираться в одиночестве в своей комнате, мало общаться с сестрой. Мне грустно было все это слышать. Я не знала, что является причиной его затворничества, и выдумывала себе бог весть что. То мне казалось, что он страдает от любви по предавшей его Дине, то предполагала, что он уже увлечен новой девушкой, причем безответно.
Вот так, в сомнениях и тоске пробежали дни до Весеннего бала. В тот день были занятия – ну как же без них! – но с самого утра я проснулась безо всякого настроения, да так и пошла на уроки. Пока бальное платье висело в шкафу, факт того, что мне придется его надеть, меня не пугал. Но в тот день, едва проснувшись, я осознала это с предельной ясностью.
Скажу честно – уж перед вами-то я могу быть честна, то есть могу не бояться быть честной, – мне стало дурно от страха. Меня подташнивало, я чувствовала сильное головокружение, как только мой взгляд останавливался на дверцах шкафа. Будто в шкафу не платье висело на плечиках, а чудовище из детских кошмаров.
Мама на кухне вовсю готовила завтрак. Я поковыряла вилкой в яичнице, причем перед глазами у меня были не жареные белки с целыми, не растекшимися желтками, а цветки мать-и-мачехи, мимо которых мне предстояло пройти в своем платье. У меня во рту пересохло при мысли, что я сейчас запихну в него один из цветков. Брр, какой цветок?! Желток!
– Ты что такая бледная? – озабоченно спросила мама, замерев у плиты с лопаточкой в руке. – Ты случайно не заболела?
Я не заболела. Разве что у меня было обострение паранойи. Я только
Все у меня получалось шиворот-навыворот. Точнее, не получалось вообще ничего. Я никак не могла найти золотую середину. Либо я выделялась из других, как пугало, либо была точно такой же, как другие, как манекен, кукла.
На улице была приятная прохлада, весенняя свежесть. Трава, которая еще неделю назад была мелкой, словно ежик на голове у новобранца, сегодня выросла уже по лодыжку. Она была влажной, так что ноги мои быстро намокли. Словно свадебную вуаль, деревья надели на себя туман.
Стояла странная, гулкая тишина. Редкие звуки звучали точно выстрелы. Даже моторы легковушек, мчащихся по дороге, ревели, как у самосвалов. А уж мои шаги и вовсе раздавались в этой тишине так громко, будто я ступала по каменным ступеням, спускаясь в пустой сводчатый подвал.
Однако мои одноклассники вели себя как ни в чем не бывало. Возможно, они галдели больше обычного, но и только. Одна я была смурная. Передо мной был сложный выбор: либо перешагнуть через себя, надеть вечером это чертово платье и сходить на бал, либо просто не ходить на него! Последний вариант мне казался все более и более приемлемым. Никто ведь даже и не подумает, что я струсила. Никто даже и не заметит моего отсутствия!
Учительница задерживалась. После звонка прошло уже пять минут, и часть наиболее озорных мальчишек уже готовилась рвать когти – раньше все они были моими друзьями, и я, происходи это все год, а то и два назад, сбежала бы вместе с ними, а сейчас они и не смотрели в мою сторону.
Однако едва первый из них достиг выхода из класса с разудалой улыбкой во все лицо, как дверь открылась, вошла учительница. Все встали, озорники мгновенно оказались на своих местах. Я даже слабо улыбнулась, наблюдая этот мультяшный переполох. Но сердце, едва взметнувшись, тут же упало на свое место, как только учительница произнесла:
– Ребята, минуточку внимания. В нашем классе новенький!
Я опустила голову, слегка по инерции мотнув ею в знак своего несогласия. Только новенького в нашем классе еще и не хватало! А ведь он может оказаться гораздо хуже Никиты. Может, он подстрекало. Может, едва узнав о том, что в классе есть слабое звено – то есть я, – он начнет всячески меня унижать, преследовать, да мало ли… Мне казалось, что только-только все улеглось, а тут какой-то новенький на мою голову.
– Александр Дроздов перешел к нам из четвертой школы. Прошу любить и жаловать. Саша, проходи, садись на свободное место, – сказала учительница.
По нашему среднему ряду, улыбаясь мне во все лицо, шел Дрозд. Я смотрела на него совершенно ошалевшим взглядом. Миновав Дину, сидящую на третьей парте, и даже не взглянув на нее при этом, Дрозд уверенно подошел к моей парте, поставил рюкзак на пол и шепнул:
– Ну привет!
Едва мы уселись, по всему классу пошло шушуканье. Все оборачивались на нас, девчонки округляли глаза, а мальчишки – и это было самое удивительное – подмигивали мне, так что я даже покраснела. Одна лишь Дина не обернулась, так и просидела с идеально ровной спиной. Но это меня совсем не волновало.