Портрет тирана
Шрифт:
Ну, а пытки без участия постоянного корпуса уголовников применяли и в других странах. Один гитлеровский палач похвалялся: «Семьдесят килограммов живого мяса, прошедшие через мои руки, — это уже не человек, он не соображает, что рассказывает мне правду…» Германия Гитлера и Гиммлера сохранила и приумножила богатые пыточные традиции средневековья, да и более поздних времен.
В 1557 году архиепископ Кельна скрепил своей подписью официальные расценки на весь ассортимент пыток и казней. Аналогичного документа за подписью Сталина не сохранилось. Профессиональные преступники не любят оставлять следы. Но директиву о применении пыток Сталин дал лично. И смертоносный
Советской России тоже не занимать стать традиций на стороне. Древний летописец оставил картину разгрома Новгорода и Пскова, учиненного Иваном Грозным в 1570 году:
«И святую Софею соборную церковь пограбил и поймал чудотворные иконы корсунские и казну всю, драгие вещи поймал, и архиепископов двор и монастыри все пограбил, и всех людей и многих православных умучи многими муками, а протчих людей глаголют 60 тысяч мужей и жен, и детей в великую реку Волхов впета, яко и реки запруднятися. И то по иным городам новгородским тако тако же вся люди ограбил и монастыри, и церкви» [161] .
161
«Исследования по истории опричнины». Сборник под ред. С.Б. Веселовского. М., 1963.
Что ж, Сталин только масштабами от Ивана отличался, только числом «умученных»? Не два и не три города он разгромил-разграбил, и не два десятка, — всю страну. Не тысячами исчисляются жертвы. Но и в лютости превзошел Сталин своего предтечу. Сделал то, о чем в XVI веке не помышляли: души человеческие развратил страхом, властолюбием, сребролюбием и великим словоблудием. Со своей армией штатных головорезов, подкрепленной могучей армией платных затемнителей мозгов, Сталин мог повторить вслед за Наполеоном:
«С моими жандармами и моим духовенством я все могу».
Кровопроливцы — так называли в старину мятежников. Как же назвать того, кто истребил десятки миллионов ни в чем неповинных людей — больше, чем жило на Руси при Грозном Иване? Есть ли такое слово?
В эпоху гуманного правления Отца народов вопрос «давать — не давать показания?» не стоял. На Лубянке из товарищей коммунистов выбивали любые показания — против себя и близких, против сослуживцев… Они были наделены куцей фантазией, пыточных дел мастера. Почему бы не предложить узнику перед неминучей смертью признаться в контрреволюционных связях с космополитом Гулливером или с коварными марсианами?
В 1938 году арестовали члена ЦК ВЛКСМ секретаря Замоскворецкого райкома Марию Давидович — вслед за Косаревым и другими вожаками комсомола. За десять лет до этого ее послали в Польшу на подпольную работу, но там ее схватили и приговорили к десяти годам каторги. Она отбыла восемь лет, потом МОПРу удалось выменять ее на нужного Польше человека.
…В Лефортово она очутилась в одной камере с армянской коммунисткой Микаэлян. Обе женщины держались стойко и с порога отвергли дикие обвинения. Следователь взъярился:
— Ах, вам не в чем признаваться?! Каменев и Зиновьев тоже не хотели давать показания. А как через задницу ток пропустили, сразу признались во всем.
Арестантки продолжали упорствовать. Тогда их перевели вниз, на первый этаж. Здесь были слышны вопли пытаемых в подвале. Пытаемых электротоком?.. Сколько дней провели они в той камере? Каждое утро Микаэлян замечала на голове Марии новую прядь седых волос. А ведь ей не было еще тридцати…
На
Не стоит, пожалуй, описывать все ужасы одного из филиалов Лубянки в Подмосковье — Сухановских застенков. Тамошние мастера превзошли даже лефортовских. Этот пресс не выдерживал никто.
Нарком финансов Г.Ф. Гринько показал под пытками, что еще в 1923 году совместно с украинским писателем Василем Блакитным сговорился поднять вооруженное восстание против Советов.
Оба погибли, Оба реабилитированы. Оба забыты.
Поэт-сатирик Остап Вишня рассказывал сокамерникам, что подписал протокол допроса, не глядя, под гипнозом, а когда пришел в себя, потребовал все назад. Но лубянская машина обратного хода не знала.
Следователи добывали показания любой ценой, любыми средствами. Уж очень заманчива-благородна цель — доложить об исполнении Ежову или Берия, а то, страшно сказать, — Самому…
Один следователь жаловался коллеге:
«Устал чертовски! Трое суток мучился с Бухариным, пока он не подписал материал против Рыкова. Теперь отдохну и возьму в работу Рыкова — пусть покажет на Бухарина».
Качество показаний — а борьба шла, как нетрудно догадаться, не только за количество — зависело от болевого порога. Попадались жертвы с очень высоким порогом: Котолынов, Угланов, Реденс, Косиор, Блюхер, Сванидзе (Алешу Сванидзе, правда, не пытали, но он предпочел «раскаянию» смерть). Некоторых удалось сломить угрозами расправы с детьми, близкими. Сломленных тоже убивали. Если бы им в лапы попался американский индеец, гордый, отважный, не умеющий сгибаться, — удалось бы его сломить? Хватило бы «классических» приемов или пришлось бы новые изобретать?
У Джорджа Орвелла в книге «1984» описана камера № 101, где у помещенного в специальный станок инакомыслящего свирепые крысы выедают заживо лицо, язык, гортань. Напрасно автор это сделал: подражатели найдутся.
После подавления крестьянского восстания 1358 года, знаменитой Жакерии, побежденных искателей свободы казнили, иногда с помощью щекотки. Жертву привязывали к скамье и щекотали солью подошвы ног. Человек закатывался в смехе и погибал. Почему бы Лубянским мастерам не казнить вот так-то, весело? Действительно, почему?
Но тогда, чего доброго, их могли бы обвинить в низкопоклонстве перед Западом. Разве мало своего, отечественного опыта?
Лишь десять лет спустя после смерти Сталина советская наука осмелилась приступить к систематической публикации документов и серьезных исследований эпохи опричнины (сколько же десятилетий придется ждать появления в свет нелицеприятной истории сталинщины?). В 1963 году в Москве опубликован сборник «Исследования по истории опричнины».
«Чтобы человек не успел покаяться и сделать предсмертные распоряжения, — сообщает С.Б. Веселовский, — его убивали внезапно. Чтобы его тело не могло получить выгод христианского погребения, его разрубали на куски, спускали под лед или бросали на съедение собакам, хищным птицам и зверям. Чтобы лишить человека надежды на спасение души, его лишали поминовения… Это было страшнее физической боли и даже смерти, так как поражало на вечные времена душу» [162] .
162
С. Б. Веселовский, с. 335.