Портрет в сиреневых тонах и другие истории (сборник)

Ронина Елена

– Ну и как, счастлива?

– Нуты, Лен, даешь. Надьку, что ли, забыла? Счастлива – это немного не про нее. Главное, что она своего добилась! Какой ценой – ты и сама знаешь, но, думаю, и мы с тобой не все знаем. За все платить надо. Думаю, она платит по полной программе. Но со стороны – только позавидовать можно. А она ведь, собственно, к этому и стремилась!

После этой встречи не выходил из головы Саша, и думалось: зачем ему все это было надо, почему уехал, как бы его жизнь сложилась, если бы остался?

И опять

вспомнились мои еврейские родственники из далекой Сибири. Никуда и никогда они не порывались уехать. Их все устраивало здесь, хотя и видели они всю тяжесть здешней жизни и, может, ощущали какую-то несправедливость по отношению к себе. Но не делали они из этого неразрешимую проблему, не зацикливались на этом и не строили из себя мучеников. Никогда не жили с мыслью, что их проблема только в том, что они евреи, а у других никаких проблем нет, потому что они евреями не являются. У всех проблемы есть, и дети русских в институты не поступают.

Жили мои евреи очень семейственно и очень счастливо. И их семьей всегда были не только родственники, но и друзья, и соседи, и друзья детей. Может, это разница между людьми, живущими в больших городах и живущими в провинции? И разница эта заключается в их амбициях? Мои провинциальные родственники, как мне казалось, никогда не думали о своей исключительности, не вбивали эти мысли в головы своих детей. Просто старались жить честно и достойно.

Каждый человек причисляет себя к какой-то национальности. Я об этом не задумывалась никогда. Мне всегда было все равно, а кто я на самом деле? Да и потом, действительно, намешано в моей крови очень много. Но чем старше становлюсь, тем более остро чувствую в себе зависимость от семьи, потребность быть этой семье нужной и полезной. Слава богу, что мои еврейские корни проявились именно в этом.

И какое счастье, когда ты можешь быть счастливым на земле, где родился, жить, общаться с родными людьми каждый день, быть им полезной! И нет в голове мыслей об отъезде…

Пират

– Пиратушка, как ты, мой мальчик? Как ночь прошла без твоей няни? Сейчас кушать будем. Сейчас мы всю эту гадость сухую повыкидываем и все свеженькое тебе сварим!

По-моему, наша няня уже перегибает палку. Все-таки она у нашего сына няней трудится, а не у собаки. Хорошо, что муж этого не слышит.

Я всю эту сцену наблюдаю из окна нашего дома. Няня, войдя в калитку, бегом бежит к собачьей будке и зависает там минут на двадцать. Надо же с Пиратиком обсудить, как у няни ночь прошла, что она во сне видела, составить их общие планы на целый день.

Вот интересно: мне, между прочим, на работу. Но это не обсуждается: пока с Пиратиком обо всем не поговорим, в дом не войдем.

Ну, наконец-то, вроде о чем-то договорились. Но смотрю – идет как-то не в настроении.

– Лена, у Пирата что-то с желудочком. Его ночью рвало. Вы видели?

Это у нас вместо «Здравствуйте»!

– Вера Кузьминична, доброе утро. Тема не завтракал. Я уже убегаю, с работы

позвоню.

– Доброе утро, – с металлом в голосе говорит няня. – Темочка, сейчас пойдем Пиратика завтраком кормить!

Во дает, то есть сначала все-таки завтракать будет Пират, а потом уже Артем. Нет, ну почему я молчу, почему не могу высказать все, что думаю?! Почему мне легче побыстрее убежать на работу? Это ведь, в конце концов, мой родной сын!

Няня у нас страшная собачница, работает она у нас уже очень давно. Теме исполнилось восемь месяцев, когда муж решил, что дома сидеть хватит. Все, что я могла дать сыну, я уже дала. Теперь надо зарабатывать деньги, он один их зарабатывать не хочет (может, просто не может), но, по-любому, тяготы нужно обязательно делить пополам.

Ну что делать? Надо так надо. Нет, я, конечно, здорово сопротивлялась, доказывала, что мама всегда лучше любой няни, но в один прекрасный день поняла, что у мужа про работу – это серьезно. Он сам из семьи военного. И то, что папу он никогда не видел, тот все время работал, это понятно. И сейчас он повторяет путь папы. Но мама-то его никогда не работала, была просто офицерской женой!

Мне не просто нужно было сразу выходить на работу, мне еще и сразу надо было уезжать в командировку, причем на десять дней. Бросили клич по друзьям. Друзья откликнулись быстро и прислали нам чью-то тетю, чертежницу по профессии, из расформированного НИИ. Опыта работы с детьми никакого, правда, своя взрослая дочь. Но человек, как нас уверяли, хороший и порядочный.

Безумная ее любовь к собакам обнаружилась сразу. Она пришла, по-хозяйски огляделась, села в самое удобное кресло и вдруг начала рыдать, рассказывая, что в семье произошло горе. Я уж подумала, не дай бог, что с дочерью. Оказалось, погибла любимая собака. Как это произошло, она нам рассказала подробно, не жалея на это ни своего, ни нашего времени. Нам пришлось это все выслушивать, вздыхать и сочувствовать.

Не могу сказать, что няню своего сына я представляла именно такой. Первое впечатление бывает обманчивым, успокаивала я себя. Потом, все-таки животных любит, – значит, добрый человек. Нас так в школе учили. Я же не знала, что некоторые этих животных больше, чем людей, любят.

Вдруг на полуслове наша будущая няня остановилась:

– Ну, где там ваш мальчик?

Наш мальчик тоже несколько напрягся, потом дико заорал. Мы с мужем испугались, няня – нисколько.

– Дело привычки, – отрезюмировала она и перешла к финансовым условиям.

Вера Кузьминична еще долго путалась и называла Тему Валетиком (это ее пса так звали). Если Артем демонстрировал какие-то успехи, то няня с умилением говорила:

– Ну прямо как Валетик!

Нас это, конечно, немножко коробило. Но смотрела она за ребенком хорошо. Он был всегда чистенький, накормленный, не болел. Опять же, Тема нас тоже не подводил, чем-то на Валетика походил, и няня его полюбила. Другой собаки у нее тогда не было, и все свое неуемное внимание она обрушила на ребенка.