Поручик
Шрифт:
Стрельбище у нас было оборудовано вообще-то неплохо. Правда, вместо ростовых мишеней стояли манекены из разоренного мародерами ателье портного, обряженные в самые несуразные обрывки нарядов, но после всего, что инспекция уже увидела – это были мелочи.
Фишер решительно поблескивал стеклами очков и устанавливал пулемет на позиции. Он зарядил ленту, поиграл желваками на скулах, дернул затвор и рявкнул:
– К стрельбе готов! – никогда бы не подумал, что Фишер умеет рявкать.
Наверное, ему тоже было обидно. Мы, интеллигенты, вообще – народ обидчивый.
– Огонь! –
Фишер припал к пулемету и начал выдавать короткие очереди. И, черт возьми, это было красиво! Он оставил девять из десяти манекенов без голов, а десятого нашпиговал пулями так, что он превратился просто в фарш.
– Изрядно! – вынужден был признать генерал-инспектор. – Кто таков будешь, солдат?
– Рядовой Фишер, господин полковник! Подносчик патронов в пулеметной команде!
– Подносчик…
Что значил весь этот цирк – понять было сложно. Я надеялся, что собак повесят на меня, а ребят оставят в покое. В конце концов – Бероев никогда не давал своих людей в обиду…
Инспекция отправилась в штаб бригады, и у ворот комбриг чуть отстал и подозвал меня к себе:
– Дерьмо попало на вентилятор, поручик. Я ничего не мог сделать… Зайдешь ко мне вечером?
– Так точно…
– Да не козыряй ты… Зайди просто и всё.
На меня действительно кто-то капнул. Мало ли было в нашей армии подразделений подобных моему? По большому счету новая Имперская армия находилась в процессе рождения, превращаясь из ополчения и добровольческих формирований в настоящую военную машину. Так что шли они специально в мою роту, и генерал этот был назначен в инспекцию специально.
Бероев рационально рассудил, что раз им нужна моя голова, то подставлять всю роту – дело последнее.
– Я задним числом оформил приказ о переводе тебя в войска ПВО. Они ничего не смогут сделать, это не их зона ответственности – другой корпус, понимаешь ли. Там командиром мой старый товарищ, примет, устроит…
– Да какое я отношение…
– В охранение. За зенитчиками глаз да глаз нужен!
Что ж, это было приемлемо. Зенитчики – не сортиры в конце концов. Несмотря на то, что боевые действия еще велись, и почти треть территории Империи была под синими – в целом всем было ясно, что мы их додавим. Слишком сильно они достали людей, когда взяли власть, и слишком много густонаселенных и промышленно развитых районов потеряли в первый год, когда имперцы восстали. Так что досидеть войну в охране зенитных батарей – это была вполне внятная перспектива.
– С ребятами жалко расставаться…
– Бог с тобой, поручик, разрешаю взять с собой хоть целое отделение – у них там страшный дефицит людей с боевым опытом. Аскеров прямо об этом просил, а я ему многим обязан… Может даже желающие в роте будут – ты спроси, мало ли?
Я возвращался в роту, думая, как донесу новости до своих людей. Их разбросают по другим подразделениям – Бероев ценил моих бойцов и хотел оставить в своем полку, но сохранить шестую в прежнем составе не мог. А меня отправят куда Макар телят не гонял – зенитчиков
Рота ждала меня в парадном строю всё это время. Всё время пока я был в штабе они стояли на плацу с развернутым знаменем и ждали! Вишневецкий командовал парадом.
– Р-равнение на-а командира! Равняйсь! Смир-р-на-а!
Что уж там, это было красиво!
– Вольно, друзья! Вольно… Вот что я вам скажу. Бероев нас прикрыл! Вы остаетесь в полку, я остаюсь поручиком. Но служить нам больше вместе не придется.
По строю прошел шепоток. Я снял фуражку и зачем-то хлопнул ей по ноге:
– У меня новое место службы – войска ПВО. Какая-то глушь, вроде как. Им там нужны обстрелянные бойцы – разбавить новобранцев в охране. Полковник сказал, что направит туда целое отделение под моим командованием. Добровольцы – шаг вперед!
Рота единым порывом качнулась в мою сторону.
Ей-Богу, мне пришлось делать вид что порывом ветра в глаза нанесло песку. Хотя штиль стоял мертвый.
Ипатьево – так называлась эта глушь, оказавшаяся совсем не глушью. Деревенька в двадцати верстах от самой столицы, в густом лиственном лесу. Мы на полуторке Парамоныча притащились туда поздней ночью, и найти дорогу в зенитную часть не было никакой возможности – секретность, мать её!
– Как-то во время войны первый император проверял посты вокруг своего лагеря, – вещал с умным видом унтер-офицер Демьяница. – И наткнулся на солдата, который был на посту пьяным. Свитские хотели примерно наказать служивого, но император был в хорошем расположении духа и сказал: " Оставь его!" Поэтому деревня, которую мы проезжали час назад называется Астафьево.
– А Ипатьево почему? – поинтересовался Фишер.
– А когда его величество застал того солдата пьяным второй раз, он скомандовал свитским…
Что он скомандовал свитским, мы так и не услышали, потому что въехали в деревню, и тут же увидели сидящих у колодца солдат. Они вскочили, а потом нам на встречу вышел офицер в темных очках – ночью! Я с большим удивлением и огромной радостью узнал своего знакомца – лейб-акустика Марка Вознесенского.
– Марк, дружище, какими судьбами?! – я выскочил из кабины и обнял товарища.
– А это и есть мое место службы! Когда у нас судачили о новом начальнике охраны, я всё пронюхал и узнал, что это будешь ты. Вот, напросился встречать. Думал, тебе будет приятно встретить знакомого человека в этих дебрях…
– Ну, как выясняется, не такие и дебри… Еще как приятно! Давай, командуй куда идти, поводырь! – и мы рассмеялись.
– Машину придется оставить здесь, заберем ее днём. Деревенские присмотрят.
– Как скажешь, – развел руками я.
Бойцы попрыгали из кузова и вытащили снаряжение. С этим мы, конечно, слегка переборщили – вахмистр Перец сумел упереть даже один ручной пулемет – из неподотчетных трофейных.
Мы шли по лесной дорожке, один из солдат-зенитчиков вел Вознесенского за руку, и, кажется, лейб-акустик совершенно не переживал по этому поводу. Вдруг он остановился и поднял руку вверх. Мы тут же присели, осматриваясь.