Пощечина

Циолкас Кристос

— Теперь пусть сестренка поиграет.

— Она еще маленькая. Не умеет играть.

Крепко обхватив себя руками, Адам с вызовом смотрел на отца. Его рыхлый живот вываливался из пояса джинсов. Айша утверждала, что с возрастом он вытянется, похудеет, но Гектор в том сомневался. Мальчишка был помешан на экранах: не отползал от компьютера, от телевизора, от своей игровой приставки. Его неповоротливость бесила Гектора. Сам он всегда гордился своей внешностью, подтянутой фигурой; в школе он великолепно играл в футбол, плавал — еще лучше. Тучность сына вызывала у него брезгливость. Порой ему было стыдно появляться с Адамом на людях. Понимая, сколь возмутительны эти его мысли, он никогда ни с кем ими не делился. Но, сам того не желая,

испытывал разочарование и постоянно отчитывал сына. Ну что ты все торчишь перед телевизором? Погода чудесная, иди поиграй на улице. Адам в ответ молчал, дулся, что еще больше выводило Гектора из себя. Ему приходилось прикусить губу, чтобы не оскорбить сына. Иногда в обращенном на него взгляде Адама сквозило столь мучительное недоумение, что Гектора охватывало сокрушительное чувство вины.

— Ну же, приятель, дай поиграть сестренке.

— Она все испортит.

— Не вредничай.

Мальчик бросил пульт на пол, неуклюже поднялся и ринулся в свою комнату, хлопнув за собой дверью.

Схватив отца за руку, Мелисса смотрела ему в след.

— Хочу играть. — Она вновь заплакала.

— Так играй.

— Я хочу играть с Адамом.

Гектор выудил сигарету из пачки, лежавшей в кармане:

— Конечно, ты тоже должна играть в видеоигры. Адам был не прав. Через несколько минут он придет и поиграет с тобой, вот увидишь.

Эти дежурные фразы он умышленно говорил монотонным, почти напевным голосом, словно читал детский стишок. Но успокоить Мелиссу было не так-то просто.

— Хочу играть с Адамом, — выла она, крепче стискивая руку отца.

Его первым инстинктивным порывом было оттолкнуть ее. Снедаемый чувством вины, он нежно погладил малышку по волосам, поцеловал ее в макушку:

— Хочешь пойти со мной на рынок?

Рев прекратился, но Мелисса еще не была готова признать свое поражение. Горестным взглядом она смотрела на дверь, за которой скрылся Адам.

Гектор высвободил свою руку из ее ладошки:

— Выбор за тобой, детка. Либо оставайся здесь и играй одна, либо пойдем со мной на рынок. Что лучше?

Девочка не отвечала.

— Ладно, — Гектор пожал плечами и сунул в рот сигарету. — Выбор за тобой.

Он зашагал на кухню. Вслед ему снова послышалось нытье.

Айша вытирала насухо руки. Она кивком указала на часы.

— Знаю, знаю. Просто хочу выкурить спокойно одну чертову сигарету.

Он думал, Айша тоже начнет упрекать его, но ее лицо расплылось в улыбке. Она чмокнула его в щеку:

— И кто виноват на этот раз?

— Адам. Разумеется, Адам.

Гектор сел на веранде и закурил. Он слышал, как Айша спокойно беседует с дочерью. Он знал, что она стоит на коленях рядом с Мелиссой и играет с ней в компьютерную игру. Он также знал, что скоро из своей комнаты выйдет Адам, сядет на диван и будет наблюдать, как играют мама с сестренкой. И уже через минуту дети будут играть вместе, а Айша потихоньку вернется на кухню. Он восхищался терпением жены. Сам он не мог похвастаться таким достоинством. Иногда он спрашивал себя: будут ли дети уважать его, когда станут старше, и, вообще, любят ли они его?

Конни его любила. Она сама ему говорила. Он знал, что она испытывала почти физическую боль, когда признавалась ему в любви; казалось, она давится словами. Ее страдания усугубляли его собственное чувство вины. Айша, конечно, часто говорила, что любит его, но всегда спокойно, равнодушно, словно изначально, с тех самых пор, как у них завязались отношения, она была уверена в том, что ее чувство взаимно. Но нельзя признаваться в любви бесстрастным тоном. Конни выпалила свое признание в ужасе, не зная, чего ждать в ответ, не веря в то, что за тем последует. Она не смела посмотреть ему в лицо и сразу же сунула в рот прядь волос. Он бережно вынул прядь из ее рта и поцеловал ее в губы. «Я тоже тебя люблю», — ответил он. И не солгал:

он и в самом деле ее любил. Многие месяцы ни о чем другом думать не мог. Но признаться ей в любви не решался. Конни первая призналась ему в любви. Ей пришлось признаться первой.

— У тебя остался валиум [2] ?

— Нет.

Он услышал упрек в ответе Айши и заметил, как она быстро глянула на часы.

— У меня куча времени.

— Зачем тебе валиум?

— Низачем. Просто хочу выпить одну таблетку. Чтобы снять напряжение перед барбекю.

Айша вдруг улыбнулась. Глаза ее заблестели, в них появился озорной огонек. Он затушил сигарету в пепельнице, прошел через стеклянные двери и сгреб жену в свои объятия.

2

Валиум (диазепам) — широко используемое успокаивающее лекарство группы бензодиазепинов.

— У меня куча времени, куча времени, — пропел он. Поцеловал пальцы ее левой руки, вдыхая острый пряный запах тмина и лайма.

Она поцеловала его в ответ, потом осторожно оттолкнула от себя:

— Значит, тебя это так сильно напрягает?

— Нет, что ты. — Конечно, он не особо жаждал весь субботний вечер разыгрывать из себя радушного хозяина, принимая в своем доме гостей — родственников, друзей и коллег по работе; конечно, он предпочел бы этот последний день перед тем, как начать жизнь без курения, посвятить самому себе. Но Айша сегодняшний небольшой прием рассматривала как знак благодарности за многочисленные приглашения на ужины и вечеринки. Айша считала, что они в долгу перед близкими и знакомыми. Гектор же не чувствовал, что чем-то им обязан. Но он был гостеприимный хозяин и понимал, сколь важен для жены этот прием. И всегда гордился тем, что они оба с уважением и терпимостью относились к общей родне.

— Я ничего не имею против, но хотел бы выпить валиум. На тот случай, если мама решит открутить мне сегодня яйца.

— Яйца она будет откручивать не тебе. — Взгляд Айши метнулся к часам. — Не знаю, успею ли съездить на работу за валиумом.

— Не беспокойся, я сам заеду на обратном пути, когда буду возвращаться с рынка.

Стоя в душе, в облаках поднимающегося пара, под струями теплой воды, падающей на его голову и плечи, он глянул на свое поджарое тело, на свой толстый вялый член и обругал себя. Сволочь, лживая скотина. И удивился, осознав, что произнес это вслух. Мерзкое чувство унижения пронзило все его существо. Он резко закрыл горячую воду. Ледяная вода, обжегшая его голову и плечи, не избавила его от угрызений совести. Даже в детстве он не умел притворяться и находить оправдание своим неблаговидным поступкам. Он знал, что валиум ему не нужен, что он завел речь об этом препарате лишь для того, чтобы увидеть Конни. Он мог бы просто проехать мимо клиники Айши и не зайти туда за таблетками. Мог, но знал, что не получится. Вытираясь влажным полотенцем, пахнущим мылом, им самим и его женой, он не смел поймать свой собственный взгляд в зеркале. Только в спальне, втирая в волосы мусс, решился он глянуть на свое отражение. Он увидел седину на висках и небритом подбородке, морщины в уголках рта. Также увидел, что подбородок у него по-прежнему твердый, волосы густые, а сам он выглядит моложе своих сорока трех лет.

Посвистывая, он поцеловал жену, схватил со стола на кухне список покупок и ключи от машины.

Едва он завел мотор, его оглушило ужасающее блеяние какой-то попсы. Он быстро переключил приемник на другую радиостанцию, передававшую хоть и не джаз, но спокойную благозвучную музыку. Накануне детей из школы забирала Айша, а она разрешала им выбирать музыкальную радиостанцию. Сам он никогда не позволял детям диктовать, какая музыка должна звучать в машине, и Айша часто подшучивала над его суровостью.