Посещение
Шрифт:
Очнулся отец Вениамин на своей кушетке, что в углу, от прикосновения холодного ко лбу. Это Алексей прикладывал к голове мокрое полотенце. Лицо юноши было испуганным, и слезы! да, слезы - это первое, что увидел священник.
– Вы живы! Слава Богу! Если можете, простите меня, пожалуйста! Я негодяй! Прошу вас, простите меня! Вам лучше?
– Что это было?
– еле слышно выговорил всё еще бледный священник.
– Я всё объясню вам! Я должен был сразу рассказать всё! Но так глупо и подло всё получилось...!
– Вы гипнотизёр и пришли посмеяться надо мной?
– Нет! Честное слово, нет! Я всё вам объясню! Сейчас же! Поверьте, я не хотел того, что получилось!
– Да...
Отец Вениамин на мгновение закрыл глаза, но тотчас же вцепился в руку Алексея.
– Вы действительно летали или это бред?
– Я принесу воды...
Растерянность и испуг всё еще были в голосе гостя, но когда он бросился за водой в прихожую, священнику показалось, что ноги его не касаются пола, и когда тот вернулся с кружкой, отец Вениамин снова был близок к обмороку. Пил он судорожно, с закрытыми глазами. Потом почти простонал:
– Рассказывайте же, наконец! Я буду лежать... Возьмите стул, садитесь рядом... И говорите..!
Видимо, не так просто было начать, и первые фразы были обрывочны, но только первые, потому что потом началась исповедь.
– Я окончил философский... Готовился в аспирантуру... Знаете ли вы, отец, как заманчива философия! Как таинственно это слово! Как загадочно величественны имена жрецов - Гегель! Кант! Платон! Фихте! Сейчас уже пусто... А раньше у меня голова кружилась при упоминании этих имен! А какое ни с чем не сравнимое наслаждение испытываешь, когда начинаешь понимать мысль великого философа, словно сам пережил ее! А гордость при этом! Но это что! Вот когда впервые вдруг обнаружишь у великого философа, к пониманию которого стремился годы, когда обнаружишь у него первую крохотную неувязочку, нелогичность - вот где плеск тщеславия! А потом, когда сам составишь мнение о великом, даже высказывать это мнение никому не охота, так горд и доволен собой бываешь! Многие на этом останавливаются и удовлетворяются, из них потом рождаются чванливые комментаторы, но в философов они не превращаются. Я останавливаться не хотел, но со мной случилось другое: я вдруг почувствовал, что пустое всё это... Сколько людей - столько философий. Каждый прав лишь постольку, как видится ему мир... Истины в философии нет, есть лишь одни более или менее талантливые интуиции, оригинальные конструкции... и не более. И всё! Как бы это сказать... одни стены... перегородки... лабиринты... а крыши нет... здания нет! Я имею в виду истину...
– Прервался.
– Лишнее говорю, да? Но это необходимо, поверьте...
Священник схватил его за руку.
– Говорите! Не нужно ничего объяснять! Говорите!
– Вот тогда я и обратил внимание на религию. Началась тогда мода на кресты и иконы... Я прочитал Евангелие и сказал себе - это то, что я искал! Это мудрость, которую я чувствую, но постичь не в силах. Она выше моих возможностей! Я понял, что всю жизнь буду каждый раз по крупице понимать эту мудрость, и жизни моей не хватит! А если есть такая возможность познавать конечную мудрость, можно ли жить еще ради чего-нибудь другого? Тогда я объявил себя верующим.
– Объявили?
– удивленно переспросил отец Вениамин.
– Разве вы не уверовали, если поняли, что нет мудрости большей?!
Алексей невольно улыбнулся.
– Я объявил, что уверовал. Я думал, что это одно и то же. Признавать правоту христианства и поверить в Бога.
– А разве это не так?
– изумился священник.
– Конечно! Ведь и христианство можно воспринимать лишь как зашифрованную философию сохранения человеческого рода, полученную, к примеру, от космических пришельцев, высших по разуму!
–
– Очевидность - явление субъективное...
– начал было юноша, но замолчал. Потом продолжал: - Так я стал верующим. Отрастил бороду, бросил курить, упорядочил отношения с женщинами... Благодаря своей философской натасканности я стал в своей среде чем-то вроде проповедника. Церковь, разумеется, посещал и даже посты держал строго по календарю... Но вот месяц назад случилось...
– Будьте добры, дайте мне ещё глоток воды!
– Пил, а руки заметно дрожали, и бледность будто снова выступила на лице.
– Ну, ну... я слушаю! Говорите!
– Вы думаете, это случилось во время молитвы или во время благостных размышлений, или при чтении Священного Писания? Это было на пляже, когда я валялся на песке, и не было у меня в тот момент ни благих, ни грешных мыслей... Я хотел подняться, оперся ладонями на песок и вдруг понял, что повис над песком... так... сантиметра на четыре... Казалось, что я не сделал ни одного движения, только подумал - и тут же поднялся еще! У меня закружилась голова, то есть произошло примерно то же, что и с вами полчаса назад. Я потерял сознание. Правда, лишь на мгновение. А когда снова пришел в себя, то уже знал каким-то особым телесным знанием, что могу подняться в воздух без малейшего усилия и напряжения. Заметьте, отец, при этом я даже не вспомнил о Боге! Я просто был ошеломлен... Я быстро оделся, еле удерживаясь от эксперимента, прыгнул в автобус... Он был полон, но не слишком, я же висел между людьми, поджав ноги... В комнате я заперся на ключ и, обратите внимание, даже не взглянул на иконы, которыми был полон угол. Я набрался воздуху, как для храбрости, и всплыл к потолку. Я летал, опускался, переворачивался вниз головой, роняя из карманов всякую ерунду... было как во сне...
Вы говорите, всякое чудо от Бога... Но ведь если это было так, то в душе моей я чувствовал бы хоть что-то! Но ничего! Понимаете, ничего не было, скорее, напротив, ощущение уродства, ненормальности... Не было чуда... Был лишь парадокс причинности... И тогда пришло прозрение! Я никогда не был верующим... Более того, я почувствовал ну, что ли, пустоту вселенной, безбожие мира, собственное сиротство...
– Возможно ли это!
– воскликнул священник.
– Ведь вы же летаете! Летаете! И говорите о пустоте вселенной, о сиротстве... Господи! Да что же это случилось с людьми! Ни кары, ни благодати не приемлют!
Поднявшись с кушетки, он подошел к иконостасу, почти упал на колени.
– Господи! Не гневайся на неразумение рабов Своих! Разум их помутнен и душа осквернена! Велико терпение и безгранична любовь Твоя, Господи!
Гость стоял в стороне. На лице была досада, или печаль, или досада печальная. А когда священник умолк и склонился в поклоне, голос Алексея зазвучал резче и будто даже с издевкой.
– Я ведь еще не всё рассказал вам, отец!
Тот поднялся, снова сел на кушетку, закрыл лицо руками.
– Рассказывайте! Всё рассказывайте! Ничего не оставляйте на душе!
Алексей подошел к иконостасу.
– Символы! Символы вашего Бога! А признает ли Сам Бог эти символы за Свои? Богохульство? Да?
– Сел рядом.
– Тогда, в своей комнате, обнаружив себя уродом, я под конец сорвал икону со стены и летал с ней и глумился над Богом умышленно! Я ведь рисковал, правда? Но ничего со мной не случилось, икона же треснула, когда я выронил ее из рук под потолком. А жаль! Вот если бы в этот момент я брякнулся на пол да переломал себе руки или ноги...