Пошищение на двойку
Шрифт:
Утром он встал рано. Быстро оделся и почистил зубы.
— Ты куда? — вышла из комнаты заспанная мама, накинув халат на ночную рубашку.
— В лицей.
— Сегодня же суббота.
— Ну и что, у Нас в понедельник Пушкинский вечер. Я должен окончить декорации. Даже если вы меня ушлете к этому деду, я все равно их должен окончить.
— Ну иди, — растерянно пробормотала мама, — раз это надо. Хоть чаю попей только.
— Потом. Меня там Елена Михална напоит. Он поскорее выскочил прочь из квартиры, пока мама еще не окончательно
Легко сказать — в лицей. А как туда пройти? В субботу лицеистов пускают только по спискам. Тех, кто ходит на кружки. Сегодня и правда в театральной мастерской была репетиция у Елены Михайловны, но он-то там никак задействован не был, стало быть, и в списках его нет. По театральному мастерству у него еле-еле была тройка, ну не дал ему Бог способностей к лицедейству. По крайней мере, он сам их в себе не ощущал, и Елена Михална, как видно, не находила тоже. Вот и в представлении на Пушкинском вечере он тоже не участвовал, хотя посетить тот вечер все-таки собирался. Умела их устраивать Елена Михайловна. Всем было интересно. Даже ребята из других школ посмотреть приходили.
И про декорации он соврал. Сашка Чернецов, наверное, все уже без него сделал. Ну как тут прорвешься? Только бы на вахте сидел Миша, может, хоть к себе в гости пустит. А Косте только того и надо.
Все эти мысли занимали Костю по дороге к лицею. Ворота оказались открыты, он вошел во двор, ломая голову, как ему попасть внутрь. Заглянув в окошко охраны, он увидел, что дежурит не Мишка. Там сидел Аликанов и еще кто-то, кажется, из новых. Костя его не помнил — состав охраны часто менялся. Что делать?
— Чего пришел, сачок? — заставил его обернуться густой бас Сашки Чернецова.
— Тебе помочь хотел, — сразу нашелся Костя.
— Да уж поздно, — Сашка улыбнулся, — я уже все без тебя закончил.
— А сам чего пришел?
— Цепь вешать, мы ее покрасили-с Константином Ростиславовичем, надо посмотреть, как получилось.
— Ну дай и я хоть посмотрю.
— Приходи на вечер, увидишь.
— На вечере меня, наверное, не будет, — искренне вздохнул Костя, — меня родители хотят на неделю к деду в деревню отправить.
— Чо это они? — удивился Сашка. — Вроде не лето.
— Я и сам не пойму.
— Ну ладно, пошли, давай посмотришь. На самом деле Сашке страшно хотелось показать кому-то свою работу, и Костя это понял. Потерпеть до завтра Чернецов был не в силах.
Костя нажал кнопку дверного звонка. Им открыл незнакомый охранник.
— Я художник, — представился Сашка, — мне надо декорации доделать, посмотрите там в списках. Чернецов моя фамилия. А он со мной, помогает.
Охранник пропустил их беспрекословно. Костя оживился: полдела было сделано.
Дуб у Сашки получился классный. Сказочный. И дупло в нем было такое, какое бывает у вековых деревьев. Посредине ствола, черное, большое. Сашка так умело положил тени, что в дупло хотелось запустить руку.
Костя
— Вжик котом будет, — открыл секрет Сашка.
— Жаль, я не увижу.
— Ну ты останься сейчас на репетицию и все увидишь, — подал неплохую мысль Сашка. — Хотя, конечно, это не то. На вечере будет лучше.
Сашка стал прибираться в мастерской, а Костя пошел как бы побродить по лицею. На самом деле он направился прямо к комнате охраны.
— Можно позвонить? — спросил он Аликанова и заглянул в комнату охранников.
— Пожалуйста, только недолго.
Костя подошел к телефону и набрал номер Саши Губина. Взгляд его тем временем шнырял по столу, отыскивая график дежурств. Этого чертового графика почему-то нигде не былр, а ведь должен быть, должен. Костя даже помнил, как он выглядел. В трубке раздались длинные телефонные гудки, и тут Костя понял, что график лежит под стеклом и накрыт журналом регистрации ключей. Гудки в трубке прервались, и он услышал голос Саши Губина.
— Алло.
— Сань, это я.
— Ты откуда?
— Из лицея, от охраны звоню.
— Ну? — после некоторого молчания спросил Губин.
— Я здесь еще задержусь, приезжай. Только прямо сейчас продиктуй мне, что обещал.
— Чего я обещал? — удивился Саша.
— Ага, спасибо, я сейчас запишу. Где же ручка?
Костя стал шарить по карманам, потом по столу, будто искал карандаш или ручку, заодно сдвинул журнал и открыл нужный ему график.
— Вот ручка, — Аликанов дал ему свою.
Костя вытащил из кармана какой-то листок, положил его на столе рядом с графиком и приготовился записывать.
— Диктуй, — сказал он в трубку.
— Ты там не переиграй, Шарапов, — услышал он от Сашки Губина. — Поаккуратнее.
— Ага, а дальше, — Костя записал на листок какие-то цифры.
— А дальше я выезжаю. Ты мне только дай сигнал, когда закончишь свой спектакль.
— Ага, — Костя еще записал какие-то цифры. — Повтори, пожалуйста.
— Выражаю тебе благодарность от лица всех внутренних органов за смелость и находчивость.
— Спасибо, — Костя еще что-то записал. — Ну пока, увидимся.
Он повесил трубку, отдал ручку Аликанову, поблагодарил и вышел. "По-моему, я гений", — решил он про себя.
Больше ему в лицее делать было нечего. Неожиданно он почувствовал, что очень устал. Странно. Раньше с утра он никогда не чувствовал усталости. А может быть, это и не усталость вовсе. Просто так подействовала музыка, доносившаяся из актового зала, который в лицее почему-то называли "Белым*. Кто-то тихо, печально и очень красиво играл на скрипке. Что-то из классики, конечно, но Костя не знал что. Он никогда не увлекался классической музыкой. Ему стало интересно. Кто это у них в лицее такой Паганини?