Посланец Небес, или Заберите его обратно!
Шрифт:
– Да, - мрачно сказал Шам.
– Они действительно чувствуют. Как настоящие. Им бывает больно. Именно это меня и пугает.
Если быть откровенной, я совершенно не понимала, что его так расстраивает. Это вообще было нечто иррациональное: видеть Шама, такого всемогущего, огорчённым и подавленным.
Это как разрыв шаблона, помноженный на многократный сложный перелом картины мира - не вяжется, как ни пытайся привязать. Мне хотелось его хорошенечко потрясти, чтобы перестал притворяться таким огорчённым. Существам вроде него слабость не положена!
Наверное.
Вообще есть нечто порочное в том, как мы думаем: “Успешные люди не позволяют себе слабости”. Или говорим: “Будь сильным!” Но это ведь ложь, верно? Невозможно быть сильным всегда, это просто так не работает. У любого мыслящего существа случаются моменты силы и моменты слабости, подъёмы и падения.
Я знала это всегда, разумеется. Но странно было увидеть это в Шаме. От существа такого масштаба не ждёшь человечности; хуже того, я понятия не имела, как ему помочь. Меня начали настораживать его слова о нереальности и иллюзиях. И некоторые догадки по поводу природы этого мира, вытекающие из его постоянных оговорок - не радовали.
Но это не значит, что можно позволить Шаму и дальше грызть себя.
– Шам. Этот мир - фальшивка?
– спросила я прямо.
Идиотский вопрос, если честно. С другой стороны, если я ошибаюсь, то хоть повеселю...
Только вот смеяться ветер не стал.
– Да, - сказал он тихо, отведя глаза.
– Я подозревал и раньше, было много дурацких мелочей. Просто единороги… они стали последней каплей. Тогда я сделал углублённую проверку, и… всё, что вокруг нас - просто иллюзия высшей степени достоверности.
Дерьмо.
– Ну, бывает, что уж, - сказала я.
– Но надо признать: графика у этой игрушки просто обалденная.
Шам изумлённо моргнул.
– Ты что, не понимаешь?
– в его голосе прозвучали резкие нотки.
– Всего этого нет. В том числе и Овиты, Джоджи и Зайрана. Они все - долгосрочная иллюзия! Но сами не знают об этом. И я всё думаю - что будет, когда они исчезнут. Перед самым последним мгновением… осознают ли они, что их не существует?
Осознают ли они, что их не существует...
Пугающая мысль. Но не то чтобы новая. Я ещё поистерю на эту тему сама с собой, но пока...
– Не грусти, - я осторожно сжала его ладонь.
– Теперь понимаю, что так тяготит тебя, но ты забываешь одну вещь, которую сам же и говорил мне.
– Это какую?
– приподнял бровь ветер.
– Ты сказал мне: у нас нет ничего, кроме нас самих, - улыбнулась я.
– И теперь вот моя очередь говорить тебе ровно то же самое. У нас нет ничего, кроме нас самих, Шам.
Он удивлённо уставился на меня, и это придало сил.
– Послушай, - продолжила я.
– Реальность и нереальность мира вокруг, нас самих и прочего - это такая штука, в которой никогда нельзя быть уверенным до конца. Каждый из нас в конечном итоге видит мир по-своему, знаешь? И не только безумцы, но даже условно нормальные люди смотрят на всё сквозь призму собственного разума. Наши тела несовершенны; наши органы чувств ограничены; наш мозг обожает обманывать нас по поводу и без. Даже в моём родном мире, где наука достигла невиданных по местным меркам высот, вполне неглупые люди порой задаются вопросом:
Он наклонился ко мне и пытливо заглянул в глаза.
– И что же тогда важно, малышка Ки из - сюрприз - техногенного мира?
Я не стала акцентировать внимание на том, что проговорилась. После всех сегодняшних откровений не думаю, что моя родина - такой уж огромный секрет.
– Важно то, что мы чувствуем, - сказала я спокойно.
– Если мы чувствуем и мыслим - значит, существуем. Вот что я думаю. У нас нет ничего, кроме нас самих: того, что видят наши глаза, того, что слышат наши уши, того, что мы осязаем. Мы стремимся к познанию мира, но даже самый умный человек может допускать, что в какой-то момент невидимый кукловод тем или иным способом дёрнет рубильник - и мы исчезнем. Больше скажу тебе, даже смерть примерно так работает. Мы обречены умереть - с самого рождения. И вот казалось бы, какой тогда смысл любить, жить, стремиться - если всё предрешено, если финал очевиден? Какой смысл в наших проблемах и горестях? Но всё, что у нас есть - это мы. И, какой бы быстротечной, ненастоящей ни была жизнь, она - наша.
– Как у тебя получается так спокойно говорить об этом?
– спросил он тихо, помолчав.
– Я - человек. Осознавать свою смертность и зыбкость мира вокруг - вот что значит, в конечном итоге, быть человеком.
Шам криво усмехнулся.
– Я никогда раньше не задумывался о том, сколько вам нужно смелости, чтоб просто существовать.
– Люди часто и сами не задумываются, - сказала я.
– На то, чтобы задуматься, нужна отдельная порция смелости. Которой, смею заметить, и так - дефицит. Но… сколько осталось этому миру, Шам? Можно ли как-то продлить его жизнь?
– Не знаю, - ветер хмуро тряхнул головой.
– И не узнаю, пока не завершу контракт. Всё решится в Заарде.
33
Всё решится в Заарде… ненастоящая страна ненастоящего мира, куда сходятся все дороги. Эдакий метафизический Рим на местный манер. Разные существа; разные уровни вопросов, которыми они задаются.
И одна финальная точка на карте.
Впечатляет. Интригует. И пугает. Но...
Честно говоря, по большому счёту я давно перестала бояться окончания своей великой монашеской миссии. Всё будет, как будет - единственное предсказание, которое сбывается с неизменной точностью. Браться просчитать что-то заранее? Теория вероятностей в этом смысле - штука интересная. И события, вероятность которых равнялась примерно один к миллиарду, просто берут - и каждый день происходят.
Такие дела.
С одной стороны, Шаму я начала доверять. Не слишком рациональное чувство, но он, при всех своих странностях, показал себя не худшим существом на свете. А недостатки… стоит ли упрекать ветер - за то, что он ветренный?
С другой стороны, моих несчастных человеческих мозгов хватило, чтобы понять одну очевидную вещь: Шам - не всесилен. И где-то там, по ту сторону, есть некий (и не факт что один) неведомый кукловод, что создаёт такие вот иллюзорные миры. Способные, на минуточку, обмануть даже кого-то вроде нашего посланника.