Послание госпоже моей левой руке
Шрифт:
Здесь уместно процитировать комментарий к ключевому стихотворению Рильке «Выбор Дон Жуана»: «Стихотворение и по-немецки озаглавлено двусмысленно. Дон Жуан не только своим выбором избирает тех, кого несчастная любовь сделает более любящими (т. е., по Рильке, и более счастливыми), чем так называемые «счастливые любящие». Сам Дон Жуан тоже выбран судьбой свершать эту миссию: делать женщин несчастными, т. е., согласно поэту, более глубоко счастливыми».
Дон Жуан — это и рилькевский «Искатель приключений», извлекающий женщин из небытия, по существу, творящий их подобно художнику и распоряжающийся их судьбами, как Бог. Великая и опасная участь. Тем-то, кстати, и отличается Дон Жуан как культурный, эстетический феномен от образа «донжуана»,
Для Альбера Камю важна не столько «солнечность» Дон Жуана, сколько его неустанное стремление к священному количеству. Остановить свой выбор на одной-единственной женщине означало бы для Дон Жуана отвернуться от всех богатств мира, утратить индивидуальность, уникальность. «Дон Жуан переходит от женщины к женщине не из-за недостатка любви. Смешно представлять его себе искателем совершенной любви, вдохновленным чудесным озарением. Как раз потому, что он их любит всегда с одинаковой страстью и ото всей души, ему приходится вновь и вновь повторять это принесение себя в дар и погружаться в глубины чувств… Дон Жуан претворяет в поступки этику количественную в противовес святому, тяготеющему к качеству» (Альбер Камю, «Миф о Сизифе»).
В детстве, в юности многие, теряясь перед грозной свободой выбора, начинают мечтать, например, о некоей универсальной Книге книг, о Всекниге, которая каким-то непостижимым образом вбирала бы в себя все книги всех времен. С возрастом мы убеждаемся в иллюзорности, неосуществимости этой мечты и начинаем ценить разнообразие, хотя и обзаводимся пристрастиями, одной, двумя, пятью книгами, которые перечитываем из года в год. Дон Жуан же лишен права и на подобные невинные пристрастия. Его путь, как выражаются математики, это путь дурной бесконечности: 1+1+1…+ n. Самый жуткий из лабиринтов — даже не круг, а бесконечная прямая, из ниоткуда в никуда. Подлинной зрелости — умения постигать все через немногое — ему не дано, такова одна из ведущих особенностей образа, может быть, даже главная и, думаю, роковая. Он вечно одинокий актер, играющий одновременно соблазнителя и соблазняемую, лишенный памяти Протей, удел которого — утраты и ожидания. Он сам «выше сострадания, выше добра», как искомый, но так и не найденный Бог Шестова. На этом пути в обезбоженном мире уже никогда ничего не найти.
Плутарх в сочинении «Почему оракулы молчат?» сообщает о смерти бога Пана. Весть о его смерти принес корабельщик, плывший в Италию мимо острова Паксы (или Паксоса). Божественный голос прокричал через море: «Когда ты прибудешь в Палодес, не забудь объявить, что великий бог Пан умер!» Весть эта на берегу была встречена всеобщим плачем. Так Плутарх, который был жрецом в Дельфах во второй половине I в. н. э., запечатлел финал греческой эпохи. Языческое Средиземноморье созрело для христианства.
«Великий Пан умер!»
Образ Дон Жуана стал одним из ярчайших символов двадцативековой эпохи индивидуализма, завершившейся в печах Освенцима и в ледяных ямах Колымы, эпохи, отступающей перед натиском нового иррационализма и интуитивизма.
Магелланова магия
Бледное злато и тяжелый черный бархат, дюймовым обрезком которого можно убить зазевавшуюся мышь, — злато и бархат, дрожа и колеблясь, расходятся в стороны, и на сцену выступают мужчины со знаменами и барабанами, обтянутыми кожей крещеных ослов, трубачи, словно пьющие из своих серебряных труб, стражи с алебардами и громоздкими мушкетами, раздающиеся, чтобы дать дорогу великим полководцам в надушенных женских париках, вертким шелковоногим любовникам и дамам, которым верхняя одежда служит нижним бельем, — все, все они располагаются на сцене почтительным кругом, в центре которого, положив шестипалую руку на эфес тяжелой шпаги и вздернув упрямый подбородок, обросший толстым маслянистым волосом, — капитан Фернан Магеллан, которому
Принято считать, что Фернан Магеллан родился весной 1480 года в местности Саброза португальской провинции Вила-Реал. Будучи пажом королевы Португальской, изучал астрономию, навигацию и космографию. Принимал участие в морских сражениях с маврами, арабами и индийцами, охромел в результате ранения и получил чин морского капитана. В 1505–1512 годах совершил две дальние морские экспедиции, по возвращении из последней сочинил проект плавания западным путем к Молуккским островам («Если долго идти на запад, обязательно придешь на восток»), который был отвергнут королем португальским и в 1517 году принят королем испанским Карлом I.
Около двух лет длилась подготовка к плаванию. И все это время Магеллан жил одиноко и замкнуто, не вступая в близость ни с кем, кроме чистенькой платной девушки из таверны «Красный бык». Утверждают, что перед отплытием они обвенчались. (Историки же говорят, что у Магеллана была законная жена, которая умерла год спустя после смерти их сына в 1521 году.) Достоверно известно, что душной сентябрьской ночью тридцатидевятилетний Магеллан сказал возлюбленной, роскошно раскинувшей свои храмы и пажити на златотканом покрывале: «Глупцы полагают, будто я собираюсь покорить пространство, тогда как в действительности путь мой проляжет в вечности». И ужасающая Правда склонила над ним чело.
Глубокой ночью перед выходом в море капитан Магеллан тайком поднялся на борт флагманского корабля, держа в левой руке заговоренный гвоздь, закаленный в сперме висельника, и вколотил его в стойку штурвала двенадцатью ударами, после чего, зажмурившись и сотворив заклинание, вслепую нанес последний и самый важный — тринадцатый удар.
В полдень 20 сентября 1519 года из испанской гавани Санлукар-де-Баррамеда вышли пять судов под командованием Магеллана — «Тринидад», «Сан-Антонио», «Сантьяго», «Консепсьон» и «Виктория» — с командой, насчитывавшей в общей сложности 265 человек. Когда умолкло эхо пушечного салюта, на белых парусах эскадры — это видели столпившиеся на берегу люди — вспыхнули алые кресты, что многих смутило: одни посчитали это хорошим предзнаменованием, другие же не могли скрыть недобрых предчувствий.
Переваливаясь с боку на бок, хрупкие суденышки с трудом вскарабкивались на океанские холмы, чтобы со скрипом, хрустом и скрежетом, вопя всем составом своим, сорваться вниз, в дымную бездну — и снова вознестись к бурному небу, трепеща грубыми парусами и пугая неосторожных атлантических русалок, которые еще не ведали стыда и смущали матросов своими ледяными солеными грудями, крепкими, как панцири гигантских черепах…
В январе 1520 года экспедиция достигла устья Ла-Платы. Не отыскав прохода к западу, в феврале флотилия двинулась на юг и прошла две тысячи километров, открыв по пути большие заливы Сан-Матиас и Сан-Хорхе.
Плавание измотало моряков, уставших от гнилой солонины, чар святого Эльма, то и дело глумливо зажигавшего свои кошмарные огни на верхушках корабельных мачт, и неукротимой суровости низкорослого, но физически сильного и крайне самоуверенного Магеллана. Когда однажды раздраженные матросы затеяли драку на ножах, капитан разрешил биться до конца, но при условии — победитель будет повешен: «Что же это за победа, если ради нее не жертвуют жизнью?»
В экипажах усиливалось брожение, усугублявшееся вещими сновидениями и грязными слухами. Утверждали, что по ночам, когда капитан спал, рост его увеличивался до пятнадцати футов, — в глазах команды это было неопровержимым свидетельством того, что Магеллан является чародеем (он же еще и хромал, как дьявол).