Послание к Коринфянам
Шрифт:
– И что?
– Вообще-то он человек разумный. Не догматик, много читает, особенно по экономике. Разбирается в людях, хорошо чувствует политическую ситуацию…
– Ты с ним разговаривал?! – я
А поморщившийся от моего выкрика Гриша снова пожал плечами.
– Не думайте, что мне это нравится, – сдержанно сказал он. – Просто надо считаться с имеющимися реалиями. Политика – это искусство возможного. Помните, вы нас учили? К тому же вовсе не я принимаю решения…
– Однако именно ты советуешь, что решать, – напомнил я.
Гриша несколько потоптался, видимо заколебавшись внутренне, покусал поджатые губы, наверное, хотел мне что-то ответить, но в это время распахнулся лифт на противоположной стене вестибюля и оттуда вышел советник президента по вопросам печати. Суховатый аскетический человек, сопровождаемый двумя референтами, мельком глянул на нас и остановился, закуривая, – щелкнул зажигалкой, с видимым наслаждением втянул в себя сигаретный дым; я вдруг заметил грубо раскрашенные косметикой кости черепа, эластичные кожаные подушечки, вклеенные
Он кивнул нам – просто, как случайным знакомым, и пошел через холл с видом человека, обремененного государственными проблемами.
Охранники у дверей на него даже не покосились.
Зато Гриша внезапно дернулся и как клещами стиснул мне сгиб локтя.
Лицо у него порозовело.
– Вот кто решает, – вязким, сдавленным шепотом сказал он.
Кажется, я впервые увидел настоящее лицо Гриши Рагозина. Было оно холодным, гладким, с глянцевой натянутой кожей. Глаза у него, как у пресмыкающегося, выступали вперед, и смотрел он тоже как пресмыкающееся – тупо и абсолютно безжалостно. Будто он уже переступил грань жизни и смерти.
Он сказал, упершись взглядом в согнувшегося к машине советника:
Конец ознакомительного фрагмента.