Послание мертвеца
Шрифт:
Медсестра почти силой выталкивает меня из палаты. Бросаю последний взгляд на девушку – просто так, из приличия – и выхожу на улицу. На крыльце Института скорой помощи имени Пирогова закуриваю, вдыхаю полной грудью дым и... даю себе волю в крике:
– Это же чертовски удобная для вас философия! Здорово придумано, ничего не скажешь! Милиция вам во всем виновата! Таскаетесь с подонками по кабакам, подсаживаетесь к ним на мотоциклы, разъезжаете с ними на машинах, терпите их хамство, восхищаетесь их скотством, млеете от их грубости, помогаете им в разных комбинациях, попадаете к ним в рабскую зависимость, они вытворяют с вами, что хотят – групповой секс, пьянки, наркотики, а потом – караул, милиция!
...Идиотский писк электронного будильника прерывает кошмарный сон. Открываю тяжелые веки, нащупываю на тумбочке сигарету и закуриваю. Четверть седьмого. За окном падают тяжелые капли утреннего дождя. Ранняя осень. В оконном проеме сереет небо, изрезанное антеннами противоположного дома.
Жилой микрорайон „Люлин" начинает просыпаться. На шестом этаже, где находится
Встаю, разминаюсь, иду в кухню, делаю себе растворимый кофе на холодной воде. Пью. Накануне пришлось лечь где-то после четырех. Вчера ночью в одной квартире на бульваре Патриарха Евфимия произошло убийство. Или несчастный случай. Что это – по всему видать, придется решать именно мне. Потому что убийство и несчастный случай – далеко не одно и тоже. Так ведь? Надо выпить еще чашку кофе. Медленно прихожу в себя. Принимаю душ. Бреюсь. Мужчина, который за полчаса до полуночи был еще жив, тоже хотел побриться после ванны, но умер от удара электрического тока. Так и остался небритым. Натягиваю джинсы, футболку – вчера было некогда взять сорочки из прачечной! – сверху надеваю куртку. Обуваю кроссовки. Сегодня придется много ходить. За четыре года работы в милиции у меня выработался нюх на такие вещи. Не очень-то сложно, честное слово. Причесываюсь. Через пять минут буду внизу. Заведу „шкоду" и поеду в управление. А когда вернусь домой – черт его знает. Между нами говоря, это меня не волнует. Совершенно.
Да и какой нормальный человек мечтает вернуться в пустую однокомнатную квартиру на самой окраине „развивающегося бурными темпами" жилого микрорайона „Люлин"?
А вот и хорошо знакомый мне кабинет майора милиции Лучезара Иванова. У шефа спортивная фигура, возраст выдает лишь белая прядь среди иссиня-черных волос. Несмотря на утренний дождь, день занимается веселый и ласковый. А в кабинете стоит такой дым, как в пещере у первобытных людей, когда они открыли огонь и еще не успели ему нарадоваться. Мы пьем кофе из термоса и молчим. Лучо так и не научился варить кофе. То, как последний скупердяй, делает его жидким, а то таким крепким, что я потом целый день тайком отплевываюсь от горечи во рту.
– Ну, за дело! – сказал шеф. – Покойный – Стефан Драганов Драганов, студент философского факультета. До происшествия жил в квартире отца, полковника в отставке Драгана Драганова на бульваре Патриарха Евфимия. Родители студента давно в разводе. Мать, Мила Малинкова, бывшая эстрадная певица, в 1965 году вышла замуж за Джованни Розато, таксиста из Рима. Уехала в Италию, когда Стефану было всего три года, и больше не интересовалась судьбой сына. Полковник вырастил его сам. Стефан окончил гимназию, воинскую службу проходил в Национальном училище офицеров запаса имени Христо Ботева, но после демобилизации все в его жизни пошло шиворот-навыворот. В 1984 году получил полтора года условно за участие в ограблении дачи профессора Илиева, одного из самых известных в стране хирургов. По-моему, следствие велось тогда спустя рукава. Я поставил несколько вопросов на полях, ты выясни их по ходу дела. Что нам известно из допроса любовницы Стефана – журналистки модного журнала „Стиль" Бистры Теневой? Они собирались поехать на море вместе с друзьями – Антуанеттой Минчевой, свободно практикующей косметичкой, и ее приятелем Петром Пецевым, бывшим студентом библиотечного института, в настоящее время не имеющим определенных занятий. Около одиннадцати Стефан решил принять ванну. Полковник сидел в гостиной и смотрел по телевидению детектив, а Бистра Тенева была в комнате и собирала вещи. Примерно в одиннадцать двадцать пять внезапно погас свет. Бистра вошла в гостиную. Полковник зажег свечу, и они вместе пошли в ванную комнату, где и нашли Стефана, умершего от удара электрического тока. Вызвали „скорую помощь". Дежурный врач констатировал смерть, о чем уведомил и нас. Остальное тебе известно.
Еще бы! Мы с Лучо как раз готовили заключение по одному расследованию, после чего я собирался пригласить его в бар и там за рюмкой попроситься в отпуск, когда, как это бывает в плохих фильмах, зазвонил телефон. Иногда плохие фильмы начинаются вполне логично, положение дел проясняется в первые же пять минут, то есть сразу после телефонного звонка. Но это только в кино.
– На первый взгляд, классический несчастный случай, товарищ майор!
– Пожалуй, – соглашается Лучо, и я только сейчас замечаю, какой у него усталый
– Нужно только ответить на несколько вопросов и дело с концом, – продолжает шеф. – Вот тебе первый: почему электробритва была включена в розетку? Второй: почему Стефан решил принять душ именно в одиннадцать часов, когда его ждали четыреста с гаком километров пути? И третий: каким образом электробритва попала в ванну, ведь у нее нет ни крыльев, ни ног, не так ли?
– Нету, не птичка же, – глупо пошутил я.
– Оперативка в семнадцать ноль-ноль. Помощь нужна?
– Пока нет. Разрешите идти?
– Действуй, – кивает Лучо.
Я встаю и бодрым шагом направляюсь к двери. Пока не отвечу на эти три вопроса, не слыхать мне ни одного человеческого слова от своего первейшего и, пожалуй, единственного настоящего друга.
Полчаса кручусь, как черт, пытаясь припарковаться в узкой улочке, прилегающей к бульвару Патриарха Евфимия. Нужный мне дом оказался старым зданием, недавно перекрашенным в какой-то ядовито-желтый цвет. Вход не со стороны бульвара, а через небольшой дворик, заставленный мусорными баками, увешанный бельем, где меня встретила целая дюжина бездомных котят. Поднимаюсь на четвертый этаж и звоню в дверь с табличкой „Полк. Др. Драганов". Под звонком приклеена небольшая картонка, на которой латинскими буквами выведено: „Стефан Драганов". Нажимаю на звонок, и спустя некоторое время дверь открывает маленький старичок с коротко подстриженными седыми волосами, продолговатым лицом и красными слезящимися глазами. Полковник запаса был в поношенном и слегка потертом от частой химчистки черном костюме. Вчера, когда мы застали его в вязаной кофте и шлепанцах, он показался нам значительно моложе. Несчастье ломает, крушит людей постепенно, когда они начинают осознавать ужас случившегося. От Драганова несло ракией, валерианкой и чем-то приторно-сладким, чем обычно отдает от одиноких стариков. Через мрачную прихожую входим в гостиную, в сущности, комнату полковника. Темно-коричневый пол, половик, характерной для родопского края расцветки, черно-белый телевизор на четырехугольном столике, низкая кровать с двумя репродукциями Шишкина на стене. Через давно немытые окна с пожелтевшими занавесками виден балкон с ржавыми перилами. Посреди гостиной – кресло и журнальный столик, перед креслом – табуретка. Вероятно, полковник смотрит телевизор, закутавшись в плед и вытянув ноги на табуретку. Он слегка волочит левую ногу, вероятно, его мучает ревматизм. Справа от кресла – дверь, ведущая в комнату Стефана. В его комнате на стенах развешаны красочные плакаты биттлов, роллингстоунов, других звезд рока, небольшой письменный стол, полуторная кровать, гардероб, между гардеробом и кроватью – гантели и гири-пудовки, портативный телевизор, библиотечках: книжками карманного формата, в каких обычно издаются детективы и научная фантастика, в комнате стоит запах одеколона „Олд спайс" и дорогих сигарет. Обычная комната современного парня, каких в Софии тысячи, но их обитатели не умирают от удара электрического тока. После комнаты Стефана направляюсь в ванную, расположенную рядом с маленькой кухней. Драганов молча следует за мной. Ванная, как и все остальное в этой квартире, запущенная. Стены кое-как покрашены зеленой масляной краской. Потолок сырой, с него осыпается штукатурка. Ванна старая, чугунная. Над раковиной, на полочке, выложенной кафелем, как-то неестественно, словно напоказ, выставлены модные дезодоранты и одеколоны: „Рексона", „Ален Делон", „Олд Спайс", „Деним". Зубные щетки стоят в побелевшем от подтеков пасты стакане. Зеркало грязное. Злополучная электробритва марки „Филипс", включенная в розетку, лежит на краю полочки. Большой, искривленный крючок, похожий на вопросительный знак, болтается на рассохшемся дверном косяке... Все это я видел и вчера ночью, точнее в начале нынешних суток. При дневном свете впечатление удручающее. Мы переходим в гостиную.
– Хотите кофе или чаю, товарищ Демирев? – я вздрагиваю от сиплого голоса старика. – Или чего-нибудь покрепче?
– Спасибо, не надо.
– Если позволите, я... – он достает из буфета початую бутылку виноградной ракии и отпивает, садится напротив меня в кресло. – Извините, мне не по себе...
– Понимаю, товарищ Драганов.
– Да бросьте вы, – воспользовавшись моментом, полковник запаса отхлебывает большой глоток, – кто на этом свете понимает другого, ну да ладно...
Это „ну да ладно" звучит натянуто. В начале, когда я только начинал работу, меня пугала неадекватная реакция людей на смерть. Постепенно привык. В конце концов, смерть сама по себе абсурдна, и не удивительно, что человек не знает, как держаться перед ее лицом.
– Подумайте только, сегодня я получил открытку от Стефко!
– Письмо?
– Открытку.
– Можно посмотреть?
– Конечно, – Драганов с трудом встал и, едва передвигая ноги, пошел на кухню и вернулся оттуда с посланием от мертвеца. Обычная открытка с Золотых песков, с фотографией отеля „Интернационал", лаконичный текст: „Привет с моря, отец! Стефан". Штемпель от шестого сентября, то есть вчерашнего дня, когда случилось несчастье. Надо же! Незадолго до смерти Стефан отправил открытку с Золотых песков! Я посмотрел на полковника, но тот уже запрокинул бутылку. Для него, одурманенного алкоголем, получение открытки вряд ли имело большое значение. Как, впрочем, и все остальное. Однако мне необходимо разобраться с этим случаем.