Послание

Керли Джек

– Еще пара вопросов, Дэйл. Джимми с некоторыми письмами посылал свои фотографии, верно?

Снова долгая пауза, прежде чем шестеренки войдут в зацепление.

– А, картинки… Да. Я сам делал несколько снимков на пляже прошлой весной.

– Он там был без рубашки?

– В одних плавках.

– Теперь подумай хорошенько, Дэйл. На тех фотографиях у него была татуировка? Ему нравилась меч-рыба. Она была у него тогда?

Мы проехали уже три квартала. Я спросил:

– Дэйл, ты еще здесь?

– Я, это, типа думаю.

Я извинился, что побеспокоил

его. Проехали еще три квартала.

– Я вспомнил, приятель, – выпалил Мак-Феттерс. – Он сказал, что некоторые девчонки тащатся от татуировок, а другие наоборот. А он не хотел оттолкнуть этими снимками ни тех, ни других, понимаете?

Татуировки не было.

По крайней мере, на фото, посланных в «НьюсБит». Грудь у Джимми Фариера была чистой, как у младенца. Но на тусовку он сделал себе временную татуировку, видимо, решив, что так будет круче. Я выключил телефон и сунул его в карман. Гарри наблюдал за мной в зеркало заднего вида. У него были вопросы, но он понимал, что я как раз работаю над ответами на них. Я уселся и закрыл глаза.

Пройдись по тому месту, представь эту тусовку…

Ястоял посреди арбузного поля и смотрел на танцующих – потных призраков с блестящими цепочками на шее и бутылками воды в руках. Чуть в стороне я видел парня с детским лицом. Он дергает головой в такт музыке, посасывает пиво, ведет себя застенчиво и стоит сам по себе, не с толпой. Он кого-то ждет – по крайней мере, как он надеется. Со стороны темной стены леса к нему движется тень. Что-то шепчет ему или, может быть, что-то показывает: пиво, косячок, таблетку.

– Пойдем, приятель, расслабимся! Это же вечеринка, будь крутым…

Будь крутым– безотказная фраза для молодого человека. Двое идут, спотыкаются о вьющиеся растения, переступают через совокупляющуюся парочку, обходят стороной человека, который что-то рассказывает арбузу о Боге. В крутящейся, перемешанной, оглушенной музыкой толпе эта пара незаметна. Потом их лиц касаются ветки деревьев, и тусовка становится для них лишь костром вдалеке. Затем Фариера хлопают по плечу, и он превращается в сплошной взрыв боли и темноты, непонятный вкус просачивается откуда-то сверху, намного выше его языка. Он лежит на земле, в густом кустарнике на краю поля. У тени есть фонарик, ручка и какое-то длинное острое лезвие. Брюки Фариера расстегивают, идет подготовка к нанесению надписи. Поднимается рубашка.

Татуировка…

Откуда она взялась? Сине-красно-зеленая на розовато-коричневой плоти. Все неправильно: вся работа, вся слежка, все шансы… Абсолютно все неправильно. В ярости убийца дважды бьет Фариера ногой и оставляет умирать, не тронув голову. В разможженном мозгу продолжают сочиться воспоминания, пока не остается ничего, кроме первичных импульсов, – Фариер умирает с полным ртом земли, словно пытаясь сосать грудь.

Внезапно меня подбросило вверх, и я хлопнул Гарри по плечу.

– Фариер, которого убийца хотел, был не тем Фариером, которого он получил! – выпалил я. – Разворачиваемся.

Он

резко крутанул руль, и нас занесло на площадку перед автомойкой, где с полдюжины черных ребят вытирали белый «мерседес». Они с любопытством смотрели, как я пересаживался с заднего сиденья на переднее, потом встретились со взглядом Гарри, узнали глаза копа и тут же вернулись к своему ответственному занятию.

– Каттер выбрал Фариера по фото, которое этот мальчик послал с письмом, – сказал я, захлопывая дверцу. – На снимке Фариер был без татуировки, он использовал временные тату, переводные картинки. Но делал их только по случаю, как на эту тусовку. Каттер отобрал Фариера и убил его, но когда задрал его рубашку, чтобы начать писать…

Гарри кивнул.

– Сюрприз. Оказалось, что мальчик балуется с чернилами.

– По какой-то причине татуировка удержала убийцу от того, чтобы отрезать Фариеру голову.

Гарри поднял руку, останавливая меня и выступая оппонентом.

– Может быть, Каттера просто спугнули.

– По словам сержанта Тейта, в той обстановке Каттер мог делать все, что угодно.

Гарри на мгновение задумался.

– Но у Малыша Джерри, Карсон, татуировка была, дракон, а он все же остался без головы.

Внутри меня все дрожало от ощущения, что должно быть другое объяснение. Такое бывает, когда я чувствую, что есть еще одна, невидимая ниточка и нужно, вытянув перед собой руки, слепо идти вперед, пока не коснешься ее. Перед глазами возникли фотографии из морга, и я принялся мысленно снова просматривать их. Сзади Нельсон и Дэшампс были в пятнах – спины темные, напоминающие сплошной синяк. А передняя часть тела была намного светлее, почти натуральная, без запекшейся крови.

– Трупные пятна… – прошептал я. – Нельсон и Дэшампс лежали на спине, Гарри. Кровь не должна была прилить к передней части и испортить цвет. Он не потому хотел, чтобы они лежали на спине, что так удобнее писать, – внешний вид передней части тела был очень важен.

Большие пальцы Гарри отбивали дробь на руле.

– А Фариер лежал на боку, потому что это уже не имело значения?

– Совершенно верно. Как только Каттер увидел татуировку, он решил, что она настоящая, и Фариер стал для него бесполезным.

– Внешний вид… – задумчиво произнес Гарри. – Боди-арт, тело как предмет искусства. Может, в этом все дело? Это и есть его сокровище? Что-то совсем простое, как снимок идеального тела? Идеальный труп, чтобы донести до кого-то свое идеальное послание?

– Идеальный посланник. Черт, Гарри, а что, если он посылает какие-то воплощения?

– Копии самого себя? – спросил Гарри.

– Скорее, дублеров, – сказал я.

– И куда мы двинемся с этой точки, Карсон? Твой ход.

Мне показалось, что по ладони моей скользнуло что-то тонкое, словно паутинка. Я сжал руку, но было уже поздно – она пропала. Я рассказал Гарри о расписании дежурств в морге и о том, что я выудил их у Уилла Линди. Затем мы обратили внимание на Фариера и его связь с «НьюсБит». Я взглянул на распечатки его ответов на письма.