Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]
Шрифт:
— Аудиенция закончена, — вставая, шепнул на ухо Сергею Соков.
В конце рабочего дня Соков подошел к Сергею и, присев на край стола, предложил:
— Пошли сегодня, после работы, надеремся… Завтра суббота, можно отоспаться…
— Что, девушка оказалась не по зубам?
— У нее через неделю свадьба.
— Жених — не трамвай, можно и отодвинуть.
— Говорит, что любит.
— Что ж тогда она по гадалкам ходит?
— А, — махнул рукой Соков, — ты же знаешь баб.
— Знают они все, только прогадать боятся, а потом всю жизнь маются, погнавшись за жирным куском… Ладно, так и быть, составлю я тебе компанию.
— Спасибо, а то на душе тошно.
— Ну, по тебе не скажешь… Куда пойдем?
— Давай в «ночник», там, Володька говорит, варьете шикарное. Машину оставлю возле управления, переночую у вас, в общаге.
— Хорошо, я только позвоню Ольге, что сегодня не приду.
Утром Сергей проснулся в общежитии с ужасной головной болью. Не успел он ополоснуть лицо, как в дверь постучали. На пороге стоял Соков.
— Привет. Пошли, опохмелимся.
— Не могу, — покрутил головой Николаев, — я сегодня собирался с Ольгой в театр.
— Так это же вечером, да и как ты пойдешь, с таким видом. Посмотри на себя.
— Да, — покачал головой Сергей, внимательно оглядев себя в зеркале, — здорово мы вчера…
— Нормально все, сейчас выпьем по пятьдесят грамм ликерчика с кофе и все пройдет. Вновь заиграет в наших жилах кровь и заблестят глаза, как в старые добрые времена.
— Ладно, — Николаев провел ладонью по заросшей щетиной щеке, — я только побреюсь.
— Вот и хорошо, — потер руки Володя, — я знаю поблизости один приличный кафеюшник, его кэ-гэ-бэшники облюбовали, поэтому буфетчицы там коньяк боятся разбавлять.
— Какой коньяк, ты говорил о ликере с кофе.
— Дорогой, вы забыли? Вы проспорили мне вчера сто грамм КВВКа.
— Напомни, — повернулся к Сокову Сергей.
— Насчет, девочек… Валютчиц…
— Ах да, — почесал затылок Николаев, — я-то думаю, чего это он ни свет ни заря вскочил. Задарма похмелиться захотелось.
— Как, задарма? Я выиграл, — возмутился Володя.
— Ладно, ладно, пошли в твой гадюшник-кафеюшник. Все равно ты с меня не слезешь, пока не получишь свои сто грамм. Но, учти, за кофе платишь сам.
Кафе действительно было расположено неподалеку от огромного здания республиканского КГБ и оформлено по высшему классу.
— Ну, как интерьерчик, — поинтересовался Соков, — нравится?
— Да, — обвел взглядом небольшой уютный зал Николаев, — неплохо.
— Эти всегда и во все времена умели хорошо жить. Этого у них не отнимешь, — усмехнулся Володя, присаживаясь за столик.
— Ты поосторожней, здесь небось за панелями столько микрофонов и камер спрятано…
— Чего ты боишься? Сейчас у нас «гласность и перестройка».
— Читаю. Только мне все это напоминает одну китайскую компанию, когда они провозгласили, что пусть расцветут сто цветов критики. Затем переписали всех недовольных и отправили на перевоспитание в деревню. Не зря говорят, что в этом году в Высшую школу КГБ особенно большой набор был.
— А, подумаешь, — трактор я водить могу и в деревне не пропаду.
К их столику подошла официантка. Они заказали по сто грамм коньяка и кофе.
— И официанточки здесь ничего, — сказал, провожая взглядом женщину, Соков.
— Точно, — кивнул Николаев, — только я никак не избавлюсь от ощущения, что в лифчике у нее микрофон, а под юбкой пистолет.
— Ты же сюда не под юбку лазить пришел, а опохмелиться. Знаешь, как я это заведение окрестил? Шкафчиком.
Сергей еще раз окинул взглядом кафе. Стены его, даже потолок, были обшиты дубовыми панелями, а само помещение поделено на маленькие кабинки, от чего оно действительно напоминало чем-то отделения шкафа.
— А, черт, — вдруг чертыхнулся Николаев.
— Ты чего, — удивился Володя.
— Вспомнил о шкафе гадалки. Надо будет с утра в понедельник пройтись по комиссионным магазинам.
Они, не торопясь, выпили кофе с коньяком и вышли из кафе. Голова прошла, да и настроение слегка поднялось. С улицы Ленина доносились звуки духовых оркестров.
— Что там происходит, — спросил Соков, — может, еще одного первого секретаря партии хороним? А то этот задержался чего-то.
— Не похоже на похороны, — улыбнулся Николаев, — на похоронах они, обычно, симфонии крутят.
— Может, на этот раз они решили побаловать народ, сам понимаешь, чуть ли не по двое похорон в году. Плюс, после того как Горбачев пришел, смертность среди членов политбюро увеличилась.
— Что ж ты хочешь, власть делят! Кто ж ее, родимую, сам отдаст?
Чем ближе они подходили к центральной улице, тем больше милицейских машин стояло по обочинам.
— Вот дают, — покачал головой Соков, — да они сюда постовых милиционеров со всего города согнали. Можно спокойно банк брать.
Они пробрались сквозь толпу. По улице Ленина, размахивая кумачовыми знаменами, дуя в медные трубы, шла нескончаемая разноцветная процессия в национальных костюмах.
— Кого хоронят? — обратился к пожилой женщине с букетом цветов Володя.
Та испуганно взглянула на него и шарахнулась в толпу, как от прокаженного.
— Кого хоронят?
Еще один, на этот раз молодой человек, отскочил в сторону. Вокруг них начала образовываться пустота.
— Володька, прекрати! — цыкнул на своего приятеля Николаев. — Пошли отсюда.
Но, похоже, Соков только вошел в раж.
— Вы не подскажете, любезная, — обратился он к какой-то молодой женщине, — кого нынче…