Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]
Шрифт:
— Сразу же хочу заявить, что ни в чем не виноват, — заведующий закинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула. Держался он сегодня намного свободней, чем вчера. — Мало ли, чего могут наплести обо мне мои недоброжелатели.
— Да, да, конечно. Начнем а самого начала. Когда вы впервые познакомились с Курлюковым?
— Что вы хотите сказать словом «познакомились»? У нас с ним никогда не было приятельских отношений, только чисто деловые, относящиеся к работе вверенного мне магазина. Впервые я увидел его, когда он десять лет назад пришел устраиваться
— Тогда он и начал работать на вас или раньше.
— Я уже вам сказал, что ни в чем не виноват. Возможно, Курлюков за моей спиной и занимался чем-нибудь непотребным, но я об этом не знал. Правда, я недавно получил на него анонимное письмо, но не придал ему значения, мало ли кто и что пишет. Кстати, оно лежит у меня в письменном столе.
— Мы не только нашли его, но и получили идентичное послание.
— Вот, видите.
— Кстати, мы обнаружили в вашем кейсе еще одно, правда, не отправленное письмо, в котором некий доброжелатель ругает милицию и прокуратуру по поводу затянувшегося следствия по совершенно ясному делу Курлюкова.
— Такое письмо, и у меня в портфеле? — несказанно, по крайней мере внешне, удивился заведующий магазином. — Подсунули, как пить дать, подсунули. Явно кому-то не терпится упечь меня в тюрьму. Умоляю, ради Бога, не дайте опорочить мое честное имя. Посмотрите мою трудовую книжку, в ней одни благодарности. Мой магазин уже в течение пятнадцати лет занимает первые места в соцсоревновании. Именно благодаря этому наш торг держит переходящее красное знамя.
— Да, да, хорошо. А когда вы познакомились с Афанасьевым и Рекстыньшем?
— Опять вы за свое. Ну, пришли люди, устроились и работают. Думаете, каждому грузчику в душу залезешь. Попробуйте на восемьдесят рублей найти человека перетаскивать дубовые буфеты и шкафы. Тут не до выбора, любого возьмешь.
— Значит, до того, как они устроились в магазин, вы их не знали?
— Конечно, — заведующий вновь расслабленно откинулся на спинку стула.
— Вы не подскажете, где вы были в прошлый вторник с четырнадцати до пятнадцати?
— Как где? Дома. У нас в это время обед в магазине.
— А кое-кто утверждает, что видел вас на пересечении улиц Яуна и, Суворова.
— Ах да, — дотронулся до лба Гребельский, — извините, совсем забыл! Я случайно оказался там после того как какой-то старик попал под машину.
— Вы знали его?
— Откуда?
— Вы, кажется, открывали его паспорт.
— Да, хотел сообщить о происшествии его родственникам. Потом приехала милиция, и я ушел. В тот момент я был в таком состоянии! Эта кровь на асфальте… Ужас какой-то…
— Вы знаете человека, толкнувшего Федорова под такси?
— Я же говорю, что подошел уже тогда, когда начала собираться толпа. Люди говорили, он сам шагнул под машину.
— Вы не видели поблизости никого из знакомых?
— Знаете, — заведующий магазином нахмурился, и на его переносице появилось несколько поперечных складок, —
Николаев вытащил из сейфа и поставил на стол футляр с яйцом.
— Что вы можете сказать по поводу вот этой вещи?
— Первый раз вижу, — развел руками заведующий.
— Странно, — с улыбкой посмотрел на него следователь, — гражданин Константинов, пытавшийся вывезти за границу сей, имеющий огромную историческую ценность предмет, сообщил нам, что получил его от вас.
— Мой зять знал, что я был против его женитьбы на моей дочери, и теперь мстит за это.
— Странно, на корпусе яйца и на бутоне обнаружены отпечатки ваших пальцев. Как вы можете объяснить это?
— Не знаю, но я ни в чем не виноват.
— Ну-ну.
— Я еще раз говорю, что стал жертвой какой-то ошибки. Клянусь памятью своей матери, но я ни в чём не виноват.
— Вижу, вы не хотите последовать благоразумному совету и все рассказать, в таком случае слушайте меня. Во вторник, двадцать четвертого числа, Курлюков позвонил и сообщил вам, что Федоров знает об этом яйце и грозится обратиться а милицию. Кстати, дабы никто не заподозрил, что между вами могут существовать какие-либо преступные связи, вы запретили оценщику заходить в свой кабинет, а так как его телефон был соединен параллельно с бухгалтерией, ему приходилось звонить вам из телефона-автомата.
— Боже мой, какая ложь!
— Одна из продавщиц отдела посуды поделилась со мной своими наблюдениями. Как только Курлюков заходил в телефонную будку, которую было видно из ее окна, и набирал номер, в вашем кабинете раздавался звонок телефона.
— Это лишь случайное совпадение, — сказал заведующий.
— После звонка Курлюкова вы послали своего зятя проследить за Федоровым. Константинов довел его до милиции, толкнул в дверях моего кабинета, а затем позвонил и сообщил вам обо всем, что видел и слышал. Вы, гражданин Гребельский, приняли решение убрать старика. Взяв своего помощника Рекстыньша, некогда проходившего и сидевшего с вами по одному и тому же делу в одной колонии, вы заставили его надеть желтую куртку Курлюкова, которую он обычно оставлял в раздевалке на вешалке. Вы догадывались, что рано или поздно милиция может выйти на комиссионный магазин, и поэтому решили сами подставить нам оценщика, а затем убрать его.
— Скажите, — постучал себя по груди Гребельский, — ну зачем мне надо было его убивать?
— Во-первых, вы испугались зачастившей к вам в магазин милиции. Во-вторых, оценщик мог проболтаться о том, кто заставляет его ставить по чужим паспортным данным скупленные у Афанасьева и Рекстыньша, и не только у них, ворованные антикварные вещи. Мы проверили на выбор квитанции и составили небольшой список вещей, сданных по чужим паспортам. Он, естественно, неполный.
— Я никакого отношения к этому не имею, — заведующий отодвинул лист со списком. — Возможно, этим занимался Курлюков, не зря же на него написали анонимку.