Посланники магии
Шрифт:
Атайя и Кейл послушно последовали за Ранальфом. Встречавшиеся на пути здания становились все более грязными и обшарпанными, улочки — все более узкими и извилистыми. Время от времени Ранальф останавливал прохожих и что-то спрашивал у них. Через час они очутились в неприглядной трущобе в западном конце города. От тошнотворного запаха протухшей рыбы, навоза и несвежего пива у Атайи замутило в желудке.
Ранальф приблизился к куче ветхого тряпья на противоположной стороне дороги, затем достал из кошелька пару медных монет, и появившаяся из тряпок рука грубо выхватила их у него. Затем послышался чей-то
— Мы на правильном пути.
Они прошли по мрачной аллее, пинками отгоняя снующих под ногами крыс, и свернули на вонючую улочку, заканчивавшуюся тупиком ярдов через пятьдесят. Стоявшие здесь постройки выглядели настолько жутко, что даже убогими их нельзя было назвать. Лишь в единственном здании в самом конце улицы, похоже, кто-то обитал. Прошмыгнув мимо Атайи, Ранальфа и Кейла, туда вошли два тощих человека. Через несколько секунд оттуда, шатаясь, появился мужчина неопределенного возраста. Он поскользнулся, наступив в грязь, упал и приглушенно застонал.
От нестерпимой вони, некогда хорошо знакомой Атайе, кружилась голова.
Ранальф махнул рукой в сторону дальней лачуги.
— Мы пришли.
— В таком месте даже крысы не поселились бы, — пробормотал Кейл и с отвращением поежился. — Что это?
— Лока-притон, — ответила Атайя, напряженно глядя на жуткую хибару.
Человек, упавший в грязь, с трудом поднялся на ноги, шумно очистил желудок и поковылял назад.
— Они продают не только локу в подобных заведениях, но и снежный порошок, и семя пастлы… все, чем только можно затуманить мозг. Я частенько бегал в подобные места, когда думал, что схожу с ума, когда еще не знал, что всему виной магия. Дым помогал забыться на время, заглушить чертовы голоса… Страдающие от мекана нередко находят утешение именно в подобных этой «помойках», — сказал Ранальф и, нагнувшись, подобрал с земли несколько комьев засохшей грязи, улыбнулся и повернулся к Атайе.
— Что ты… Эй!
Не успела она опомниться, как он, размяв в руках грязь, обмазал ее щеки и лоб.
— А теперь постой вон там, от тебя слишком хорошо пахнет.
Ранальф кивнул в сторону ржавой канализационной трубы. Атайя послушно выполнила его указания, морщась и гримасничая.
— Возьми. Здесь редко видят серебро. И веди себя как можно более естественно, просто повторяй все за мной. — Ранальф вложил ей в руку несколько серебряных монет, тоже измазался грязью и повернулся к Кейлу. — Тебе лучше остаться здесь. В такие заведения обычно не ходят компаниями. Не стоит привлекать к себе внимание.
Атайя заверила совершенно растерявшегося Кейла, что с ней все будет в порядке, и проследовала за Ранальфом в конец улицы. Они поднялись по расшатанной лестнице и вошли внутрь. Сидевшая прямо у порога женщина с несвежей кожей вязала шаль из грязных неровных ниток. Завидев новых посетителей, она отложила спицы и с отсутствующим выражением лица показала им поднос с трубками, чашками и другими экзотическими приспособлениями.
Ранальф бросил на поднос три медные монеты и выбрал курительную трубку. Можно было подумать, что этой самой трубкой пользовался хотя бы по разу каждый житель Кайбурна, настолько неприглядно
— Наверху не так людно.
Атайя тоже положила на поднос деньги и взяла трубку. В желудке еще сильнее крутило, но она старалась не выдать своих эмоций. Только Богу известно, сколько раз ей доводилось вдыхать сладковатый сизый дым локи, но теперь этот запах будил в ней страшные воспоминания о мекане, воспоминания, которые хотелось стереть из памяти.
Зажав в руке трубку и пакетик с табаком, Атайя вошла вслед за Ранальфом в задымленную комнату и замерла от ужаса. Если снаружи заведение выглядело отпугивающим и мерзким, то внутри вообще невозможно было находиться. Вдоль стен, составленные одна на другую, тянулись видавшие виды койки, устланные грязной старой соломой. Замызганный пол был заставлен ржавыми, наполненными блевотиной ведрами. От тяжелого, спертого воздуха голова шла кругом. Люди невидящими взглядами, скрючившись на кроватях, смотрели в пустоту.
Никто даже не заметил, что в комнату зашли двое новых посетителей. То и дело откуда-нибудь раздавался чей-то кашель, стоны или хриплый смех. Некоторые из присутствовавших были одеты в далеко не бедные одежды из хорошей ткани, но одежды эти выглядели ужасно: были перепачканы и измяты. Еще немного, и Атайя расплакалась бы от отвращения и жалости, но Ранальф вовремя взял ее за руку и потащил на второй этаж.
В комнате наверху они нашли себе место на койке и уселись рядом с другими посетителями, перепугав притаившееся в соломе тараканье семейство.
— Начнем искать, — шепнул Атайе Ранальф. — Но советую тебе зажечь трубку и сделать вид, что куришь.
Атайя вдохнула немного дыма и постаралась расслабиться. Затем напрягла мозг и попробовала пощупать сознание окружавших ее людей. От первого ощущения ей стало страшно: комната была наполнена измученными, изуродованными, искаженными человеческими существами, в чьих головах царили беспорядок, отчаяние и разрушение. Их мучили галлюцинации и бредовые мысли.
Ранальф осторожно подтолкнул ее локтем.
— Оказывается, помимо мекана на свете существует множество других видов сумасшествия, — тихим голосом произнес он. — Поищем все же тех, кто нам нужен.
Атайе казалось, ее окунули в безумие. Время от времени ей приходилось прерывать процесс, чтобы прийти в себя. Но намерение выполнить свою задачу каждый раз брало верх над отвращением и ужасом, и она вновь погружалась в работу. Ее окружали несчастные, доведенные до отчаяния люди, и было невероятно трудно оставлять их в их беде, ощущать, что ты не в силах им помочь.
Неожиданно, подобно лучу света из непроглядной темноты, возникло то, за чем они пришли сюда.
Атайя резко повернула голову и почувствовала боль — настолько сильную, что на мгновение у нее потемнело перед глазами. Она моргнула и посмотрела на Ранальфа.
— Формирующиеся тропы… — пробормотал он. — Я чувствую их, но не могу пока точно определить, откуда исходят сигналы.
Они попробовали еще раз, обследуя постепенно мозг каждого человека, стремясь найти тот, в котором начинают образовываться тропы.