Посланники небес
Шрифт:
— Мне надо подумать, пойду к себе и перед отлетом дам ответ.
Она встала и медленно пошла по коридору. Я посмотрел ей вслед, потом обернулся на Фейнхотена, словно ища его поддержки или совета как быть. В ответ на мой немой вопрос, он неожиданно произнес:
— Она уже все решила, просто ей трудно, так же как и вам, сказать да, и я её понимаю. Мне было так же нелегко это сделать.
— Вам? — не понял я его слов, — при чем тут вы?
— С детьми летит Хлоя, — и он отвернулся, чтобы я не увидел его слез.
— Вика, постой, — закричал я, и побежал
Мы сидели, обнявшись в своей комнате. По лицу Вики неудержимо катились слезы, и я не мог её ничем утешить. Умом я понимал, что так надо, так лучше, безопаснее, но сердце кричало и говорило совсем другое. Нет, не отдам! Он и Вика, все самое дорогое, что у меня есть сейчас на этом свете. Хотелось что-то изменить, отложить, найти какой-то предлог, но рассудок твердил, что изменить что-либо невозможно. Пойми, это необходимо. Может наступить час, когда ты будешь проклинать себя, что не прислушался доводам разума, а поддался эгоизму эмоций.
Сашка безмятежно сидел на полу и играл с игрушками, которые ему подарили его новые друзья, от которых мы его с трудом увели.
— Ты заметил, как он быстро акклиматизировался в новом коллективе, а ведь они совсем не такие, как мы? — сказала Вика, глядя мокрыми глазами на Сашу.
— Заметил, — нехотя ответил я.
— Жаль, что мы не сможем какое-то время общаться, но ведь это совсем не надолго, правда? — снова сказала она.
— Скажи, почему ты так говоришь, словно мы уже всё решили?
— Потому что, Солэнг прав, не надо себя обманывать. Мы сделаем это, потому что слишком любим нашего сына. Нам пришлось столько пережить, и я не хочу, чтобы на его долю выпали все эти беды. Я хочу, чтобы он не просто выжил, а смог жить.
— Откуда ты знаешь, что будет? Это никому не известно.
— Возможно. Но я верю.
— Во что?
— В лучшее. Поэтому, хотя мне бесконечно больно, надо сделать так, как сказал Солэнг. Мы полетим на Землю, а Саша полетит вместе с детьми. Так я решила, и можешь ничего мне не говорить.
Я поцеловал её и тихо произнес:
— Сколько в тебе мужества и мудрости, каждый раз поражаюсь.
— Не больше чем в тебе, — и она разрыдалась.
— Вот так, стоило мне сказать, какая ты, а ты в слезы.
Я гладил её по голове, словно она была маленьким ребенком, а сам продолжал неотрывно смотреть на играющего Сашку, словно хотел запечатлеть его образ, улыбающегося, веселого мальчугана, и он словно услышав мои мысли, повернулся в нашу сторону, и слегка наклонив голову и сделав серьёзное лицо, сказал:
— Папа, — и улыбаясь, вытянул перед собой руку с игрушкой, в которую играл, словно хотел показать нам её. Я улыбнулся ему, и Вика тоже, утирая слезы, катившиеся из глаз.
— Иди к маме, сынок, — ласково произнесла она и поманила руками Сашу.
Он радостно бросился к ней. Она подхватила его и взяла на руки, но он неожиданно вырвался из её рук и снова стал играть игрушкой, которая была не то машиной, не то кораблем. Он возил её по полу, издавая при этом смешные звуки. Мы молча смотрели, как он играет.
— Можно зайти?
— Конечно, входите, — Хлоя вошла и, увидев Вику с распухшими от слез глазами, все поняла, и потому тихо сказала:
— Нам пора. Корабль улетает через двадцать минут. Вы пойдете с нами или останетесь?
— Пойдем, — сказал я и посмотрел на Вику.
Взяв Сашку на руки, мы направились по коридору в другой корпус, где находилась шлюзовая. Когда мы подошли, там уже находились Солэнг и два его сотрудника. Фейнхотен. Был очень хмурым. Рядом с ним стояла одна из воспитательниц и два малыша, мальчик и девочка, которые внешним видом говорили, что они соплеменники Солэнга, но каким-то образом оказавшиеся на чужой планете, видимо там жили и работали их родители. Я опустил Сашу на пол. Он подошел к детям, видимо он их уже знал, и они стали играть, не обращая на взрослых никакого внимания.
— Пора прощаться, — сказал Фейнхотен. Неожиданно для нас, всегда сдержанная на людях, Хлоя подошла к Фейнхотену и, обнявшись, они несколько мгновений смотрели друг на друга. Мы стояли в стороне, наблюдая эту картину. Наконец Фейнхотен отпустил её руку и она, подойдя к нам, сказала:
— Не волнуйтесь за сына. Я не смогу заменить ему вас, но постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы ему было хорошо. Не сомневайтесь.
Вика обняла Хлою, и, расплакавшись, не смогла ничего ответить, поэтому я, стараясь проявить все свое самообладание, которое таяло с каждой минутой, произнес:
— Я верю, что все будет хорошо, и надеюсь, что это не надолго. Мы их победим, и мы снова будем все вместе, правда?
— Конечно, — ответила Хлоя.
В этот момент открылся шлюз. Солэнг вместе с остальными вошел внутрь. Дверь за ними закрылась, и я даже не успел помахать Саше рукой, впрочем, он был занят своими новыми друзьями, а Хлоя крепко держала его за руку. Я повернулся и увидел влажные глаза Фейнхотена. Он посмотрел на меня, и поскольку Вика стояла вдали, сказал:
— Знаете, Сережа, я только сейчас понимаю вас, как тяжело терять любимого человека. Я знал её с детства, она была для меня ребенком, а потом выросла, стала взрослым человеком, мы стали вместе работать, и я понял, что не могу без неё. Любовь везде одинакова в Галактике. Ей неписаны законы, неподвластен возраст, она делает с человеком непонятное, заставляет совершать подвиги, глупости, что угодно. На то она и любовь.
Он посмотрел на меня своими большими грустными глазами, и я вдруг спросил:
— А сколько вам лет?
— Если исходить по земному летоисчислению семьдесят пять.
— А Хлое?
— Ей тридцать. Большая разница, я понимаю, поэтому я никогда не давал повода ей, но когда все это началось, я имею в виду нашествие Галактиан, я понял, что время неумолимо быстро стало лететь, и жизнь стала совсем иной. Она начала цениться значительно выше, и я понял, что может случиться, что я не успею сказать ей тех слов, которые хотел сказать уже давно.