После дождичка в четверг
Шрифт:
Башня, увенчанная пламенем, под ней подписи «Вавилон» и «Фарос», а ниже, рукой Бет, ее уверенным почерком: «Найди меня».
Джек выбрался из церкви и на миг ослеп от яркого света. Солнце стояло прямо над головой. Надгробие Констана кренилось под своим обычным углом. Джек склонился к нему и понял, что это могла быть чья угодно могила. Он обернулся ко входу в церковь. На крыльце громоздилась недельная груда газет. Прошел месяц после бури, два месяца как умер Фрэнк. Церковь была заперта, окна занавешены. Джек сунул манускрипт в сумку вместе с письмами Джонсона и Кирка. Когда садился в машину, он вспомнил последнюю
ГЛАВА 25
Мир казался бесконечным. После склепа, церкви и города горизонт как будто подчинялся иной геометрии. Никаких зримых ориентиров. Поля высокой сухой травы, словно поросшие иголками, пролетали мимо, под колесами мерно шуршало шоссе.
Джек ехал на северо-восток, к дальней оконечности штата; обгоняя трейлеры, поднимался на синие и желтые горы, вдоль стекла тянулись волокна тумана. После Батерста он перестал узнавать города и местность и ехал через горы и равнины, руководствуясь лишь интуицией.
Ветер, со свистом врывавшийся в окна, шелестел страницами манускрипта, и Джек изредка посматривал на него. Господи, какой же он глупец! Обещания манускрипта ослепили его, казалось, ничего важнее в жизни нет.
Дорога представлялась посадочной полосой для солнца. Джек ехал целый день — мимо спутниковых тарелок всех размеров, мимо телефонных башен в самом центре непонятно где находившихся земель. На обочинах стояли рекламные шиты и указатели, выцветшие чуть ли не до белизны. Дорога гипнотизировала, сказывались часы сидения за рулем. Когда Джек остановился, чтобы размяться, то обнаружил, что клонится вперед, как будто на ветру, и спотыкается о кочки жухлой травы на бледном песке. От шоссе отходила проселочная дорога — потрескавшийся асфальт, заросший сорняками. Джек решил, что дальше поедет по ней.
Ночь он провел в единственном отеле захудалого шахтерского городишки — по крайней мере раньше он был шахтерским. Асфальт на главной улице совсем раскрошился, тротуаров и вовсе не наблюдалось. Большая часть города тонула в красной пыли. Только сейчас Джек осознал, что из вещей прихватил с собой лишь манускрипт — ни зубной щетки, ни сменной одежды. Сунув книгу под кровать, он подошел к окну: лошади и повозки на улице, а дальше пустыня.
Возле стойки бара толпились водители, пожилые шахтеры и коммивояжеры. Молодая парочка, припарковав прицеп, зашла выпить пива и принять душ. Джек сел за столик и заказал бифштекс. Вскоре пожилая барменша принесла мясо — оказавшееся жестким как подошва. Джек отложил вилку и огляделся. Молодые люди сидели за столиком в углу. Тишину нарушал только звон посуды да негромкий обмен репликами у стойки.
Вдруг воскресла давняя паранойя, и Джек принялся рассматривать посетителей в поисках татуировок, забыв, что все уже позади, а он переводчик из большого города, который искал нечто несуществующее.
В сознание вклинились обрывки фраз:
…Бывают вещи и почуднее…
…Двое парней — когда море высохло…
…Мертвые, говоришь?..
…Уже давно…
Джек хотел спросить у этих людей про Бет, но в таких местах не запоминают лица. Здесь кто угодно пройдет незамеченным — будь то наемный убийца или сумасшедший, цыган, пьяница или творец чудес, чьи пути пересекаются на краю пустыни и не оставляют после себя ничего, кроме фонтанчика пыли. Просто исчезают в волнах песка.
Утром
Он ехал по битуму и асфальту, по проселочным дорогам, усыпанным гравием. Дюны вздымались и опускались с математической правильностью. Заборы с трех сторон огораживали ничто. Там стояли знаки — настолько изрешеченные дробью, что их невозможно было разобрать. И на сколько хватает глаз — соленые или высохшие озера, глина, белый и красный песок, похожий на мрамор.
Иногда Джек останавливался и проходил несколько метров пешком, понимая, что если он потеряет машину в дюнах, то уже не найдет. Он разглядывал пыльную высохшую траву и чувствовал, что в любой момент может увидеть знакомую веху и понять, где он. Он осматривал дюны и тени, которые исчезали где-то на периферии зрения. Джек возвращался к машине, обливаясь потом, и снова садился за руль.
Глядя на манускрипт, он выискивал то, что, как ему казалось, уже знал, пока на поверхности вновь не выплывала истина. Джек приучал себя видеть ее без прикрас, хотя почти не думал об этом. Его мысли занимало письмо Кирка, почти такое же старое, как манускрипт, и слова, сказанные ему безумцем на горе Кармель. Ни цели, ни плана — лишь смысл и понимание, подобное стенам вокруг пустого места. Вот что это. Это и есть правда в последней инстанции.
Все перекрестки выглядели одинаково. Джек смотрел на солнце и пытался найти север, изучал каждое пересечение дорог, чтобы узнать его в следующий раз, хотя и не думал, что проедет здесь когда-нибудь еще. Ему не важно куда, главное — ехать.
В тех местах, где между городами пролегали сотни миль, дюны поднимались все выше, а соленые озера становились все шире, народ смотрел на него с удивлением. Джек сидел в углу бара, жевал черствые сандвичи, запивая их крепким пивом и отсчитывая последние деньги, время от времени прислушивался к разговорам и ронял намеки:
— Внутреннее море? С чего они взяли?
— Пустыня полна миражей. Видишь на горизонте воду, но дойти до нее не можешь.
— Что, если однажды там действительно было море? Разве ничего не осталось? Какая-нибудь… я не знаю… пристань, стапель, волнолом…
— Эх, горожане…
У них были свои легенды. Летчики-испытатели, у которых сдают нервы, думают, что летят вниз головой и вот-вот рухнут в океан, а эти люди падали в песок. Шахтеры досуха выкачивали нефть, затем спускались вниз, чтобы поглядеть на сверкающие недра земли, и с тех пор бродили по пустыне, глотая пыль. Дождя здесь не было уже тысячу четвергов. В этих местах Джеку не могли сказать то, что он хотел знать.
— Ты проделал долгий путь — чего ради?
— Я сразу подумал, что ты псих, как только тебя увидел.
Джек действительно казался сумасшедшим — с диким взглядом, жесткими от пота и пыли волосами, высохшей и загоревшей до черноты кожей, заросшим колючей многодневной щетиной лицом, в стоявшей колом от соли одежде. Картину дополняли его необычные вопросы и патологическая подозрительность.
Ничего не узнав в одном месте, он ехал дальше, искал на берегах, останавливался у проволочных заборов и распахивал калитки. Пути назад нет, и Джек не собирался возвращаться.