После Куликовской битвы
Шрифт:
В 1483 г. великий князь рязанский Василий Иванович скончался, и великая княгиня осталась опекуншей при неженатом Иване Васильевиче, его младшем брате Федоре Васильевиче и неизвестной по имени дочери. Московско-рязанское докончание этого же года, зафиксировавшее «куплю», речь о которой шла выше, хотя и заключалось от имени 16-летнего рязанского суверена, но, несомненно, с благословения матери.
Вдовая великая княгиня рязанская стала своего рода воплощением окончательного «семейного» соединения двух правящих домов [606] . В Москве Анна Васильевна проводила иногда по полгода и более, и во время двух таких продолжительных визитов сестры великий князь московский устраивал браки своих рязанских племянников и племянниц. В летописной статье под 1485 г. отмечен первый такой продолжительный визит, завершившийся свадьбой. «Тоя же весны великая княгиня Анна Резанская поехала на свою землю на Рязань от матери своеи от Марфы и от брата своего от великого князя Ивана, а приезжала навестити матери своеи месяца июня. Того же лета месяца июля в 13 князь Иван Васильевичъ Рязанскии женился, а понял за себе княжну Агрипину княж Васильеву Бабичеву дщерь, а венчалъ ихъ рязанскии владыка Симеон в Благовещении на Рязани» [607] .
606
Вейнберг Л. Б.
607
ПСРЛ. Т. 18. С. 270–271.
Похоже, в летописном изложении событий присутствует хронологическая путаница. Приезд и отъезд великой княгини в Москву и рязанское бракосочетание не могли иметь места в один год. «Тоя же весны» и «того же лета» относятся к одному году, «месяца июня» – к другому, предыдущему. Следовательно, Анна Васильевна прибыла в Москву в июне 1484 г. и вернулась в Рязань весной следующего, 1485 г., чтобы 13 июля того же года сыграть свадьбу дочери. Таким образом, вдовая рязанская великая княгиня провела в в Москве у брата и матери не менее полугода.
Отец невесты рязанского князя Василий Иванович Бабич был одним из сыновей князя И. С. Бабы Друцкого, выехавшего на службу Василию Васильевичу в начале 1436 г. [608] В мае того же года князь И. С. Баба отличился, пленив «на бою» соперника московского князя, Василия Юрьевича Галицкого, отведенного в Москву и там ослепленного [609] . Так что своим прозвищем, Косой, сын скончавшегося ранее «дяди», Юрия Дмитриевича «обязан», очевидно, воинской удаче И. С. Бабы Друцкого [610] .
608
В литературе И. С. Баба Друцкий часто указан бездетным (Власъев Г. А. Потомство Рюрика. Т. 2. Ч. 1. Пгр., 1918. С. 121). Но в Москве он служил с сыновьями, одного из которых действительно звали Василием: Временник МОИДР. Кн. 10. М., 1851. С. 85 (за консультацию сердечно благодарю А. В. Кузьмина).
609
Зимин А. А. Витязь на распутье. Феодальная война в Росси XV в. С. 76.
610
Прозвище «Косой» впервые встречается при имени галицкого князя только в летописной статье под 1449 г. о его кончине, последовавшей, судя по всему, в заключении (ПСРЛ. Т. 25. С. 270), до этого же Василий Юрьевич именуется исключительно по имени-отчеству (ПСРЛ. Т. 25. С. 250–252).
Ю. Г. Алексеев посчитал брак Ивана Васильевича свидетельством падения политического статуса Рязанского княжества [611] , очевидным мезальянсом, с чем можно согласиться только частично. Разумеется, более предпочтительным был бы брак в великокняжеском доме. Но, кроме рязанского, единственным великокняжеским домом на Руси к 1485 г. оставался московский (в этом году прекратило свое самостоятельное существование Великое княжество Тверское), причем дочери Ивана III приходились Ивану Васильевичу двоюродными сестрами [612] , что автоматически исключало какие-либо брачные контакты Москвы и Рязани не только в здравствующем поколении, но и в нескольких будущих. Так что понижение статуса невесты рязанского князя было делом вынужденным.
611
Алексеев Ю. Г. Освобождение Руси от Ордынского ига. Л., 1989. С. 159.
612
Вопрос о числе и возрасте дочерей Ивана III неясен. К 1476 г. старшая из них скончалась, и в том же году родилась вторая по старшинству, Елена Ивановна, будущая супруга великого князя литовского Александра Казимировича: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в Х-XV вв. С. 396–403.
С другой стороны, князей Друцких никак нельзя отнести к служилой «мелкоте». Даже во времена расцвета рязанской самостоятельности брак в доме Друцких, литовских Рюриковичей, не считался для Рязани зазорным. Еще в начале XV в. дочь Олега Ивановича от первого брака, княжна Анастасия была выдана замуж в Литву за князя Д. В. Друцкого [613] .
Другая свадьба, также устроенная Иваном III, последовала двенадцать лет спустя, в 1497 г. На этот раз московский дядя выдал замуж свою рязанскую племянницу, неизвестную по имени сестру Ивана Васильевича за князя-Гедеминовича, Ивана Федоровича Бельского, пятнадцатью годами ранее, в 1481–1482 гг., выехавшего из Литвы на службу великому князю московскому [614] .
613
Баум гартен Н. К. К родословию последних великих князей Рязанских. С. 4.
614
ПСРЛ. Т. 8. С. 225, 234.
Первенствовавший, в силу высокого происхождения, при московском дворе, князь И. Ф. Вельский в 1492 г. по наговору, как было признано позднее, попал в опалу и до января 1497 г. находился в заключении в Галиче [615] . На момент снятия опалы в Москве у брата не менее полугода гостила великая княгиня рязанская Анна Васильевна, которую Иван III в январе того же года «по Крещеньи… отпустил… наборзе свадьбы для: дала она тоды дщерь свою за князя Федора Ивановича Белского. И свадьба бысть на Рязани генваря» [616] . Спешность, с которой в течение всего трех недель был организован второй брак князя И. Ф. Вельского и племянницы Ивана III, показывает всю важность
615
Зимин А. А. Россия на рубеже XV–XVI столетий. Очерки социально-политической истории. М., 1982. С. 99.
616
ПСРЛ. Т. 28. С. 330.
Летописный рассказ о пребывании рязанской княгини в гостях у брата сопровождается подробным описанием церемонии беспрецедентно почетной встречи Анны Васильевны в Москве осенью 1496 гг. Иван III «срете» сестру «велми честно», не в Кремле, где обычно начинались церемонии официальных встреч, а на южных подступах к Москве, «на всполии за Болвановием» (район современной Таганки). За пределы города навстречу сестре великий князь выехал лично, а также в сопровождении жены, великой княгини Софии Фоминичны и домочадцев, вдовой невестки Елены Волошанки, внука Дмитрия Ивановича, сына Василия Ивановича и «дворов», собственного и великой княгини [617] , подчеркивая семейный характер отношений московского и рязанского домов. И эта особая близость проявлялась не только в отношениях рязанской великой княгини со старшим братом. В 1472 г. дмитровский князь Юрий Васильевич, младший брат Ивана III, завешал сестре, а не московскому князю фамильную реликвию, «монисто, чем мя благословила баба моа, велика княгини Софья» [618] т. е. Софья Витовтовна, бабка и Анны Васильевны.
617
ПСРЛ. Т. 6. С. 42–43; Т. 28. С. 329–330.
618
ДДГ. С. 222.
К бракам и долгим проживаниям рязанской родни в Москве дело, разумеется, не сводилось.
Около 1503 г., когда очередным опекаемым великого князя был малолетний сын Ивана Васильевича, великий князь рязанский Иван Иванович, для удобства «печалования» московско-рязанские докончания прежних лет были в Москве скопированы, пополнив великокняжеский архив [619] . Похоже, однако, что только докончаниями московских князей с рязанскими дело не ограничилось. В XVI столетии в Царском архиве в ящике 146 хранились «грамоты докончалные великих князей рязанских и великих князей черниговских и великих князей смоленских, да грамоты жаловальные мещерских князей, и иные списки рязанские старые» [620] . «Иные списки» представляли собой архив внешнеполитической документации Великого княжества Рязанского едва ли не с XII в., скопированный при Иване III. Контакты Рязани с Черниговом имели место еще в домонгольское время [621] . Относительно «грамот смоленских», как помним, последним великим князем смоленским из Рюриковичей был Юрий Святославич, зять Олега Ивановича Рязанского, при активном участии тестя, приютившего князя-изгнанника в Рязани, боровшийся за возвращение удела в начале XV в. Мещера (или ее часть) исторически входила в состав владений рязанских Рюриковичей [622] .
619
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. Внешнеполитические договоры. С. 225–226.
620
Опись царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М.; Л. 1960. С. 32.
621
Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 82–101.
622
В московско-рязанском докончании 1381 г. Мещера, названа московской «куплей» и Олегу Ивановичу заперещается «вступатися в… розъезд» т. е. за размежеванную границу, отеляющую его владения в Мещере от владений Дмитрия Ивановича (Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 344, 259). Вероятно, Опись архива Посольского приказа 1626 г. имеет в виду документальные подтверждения владельческих прав рязанских князей на Мещеру, некогда хранившиеся в великокняжеском архиве Переяславля-Рязанского.
Можно только удивляться, как при регулярно повторявшихся нападениях соседей на Рязань от огня удавалось спасать архивные документы. Только в княжение Олега Ивановича Переяславль-Рязанский не менее двенадцати раз уничтожался татарами [623] , не считая набегов литовцев и москвичей. Однако уцелели не только грамоты великокняжеского архива. В конце XVII в. известный русский книжник и поэт, инок Чудова монастыря Евфимий аккуратно скопировал в митрополичьем доме Переяславля Рязанского пергаменный оригинал грамоты 1356 г. митрополита Алексея о церковной подведомственности Черленого Яра рязанским владыкам, включавщий подпись святителя на греческом языке [624] .
623
Селезнев Ю. В. Русско-ордынские конфликты XIII–XV вв. С. 80, 83, 92, 99, 102. 105–108,110.
624
АСЭИ. Т. 3. С. 343–344; Исаченко-Лисовая Т. А. Евфимий // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3. XVII в. Ч. 1. СПб., 1992. С. 288.
Заметим, в то же время, что откопированные оригиналы документов рязанской великокняжеской канцелярии, очевидно, продолжали оставаться в Переяславле Рязанском. Существование формально суверенной Рязани при полной утере ею самостоятельности и почти семейных отношениях рязанских Рюриковичей с Москвой требовало, тем не менее, от великих князей московских соблюдения неких неписаных правил во взаимоотношениях с Рязанью, что в итоге не только оставляло в их распоряжении великокняжеский архив. Великий князь и его двор формально сохраняли все свои внутри– и внешнеполитические функции, но сама их реализация представляла собой причудливую смесь самостоятельных по виду действий рязанских суверенов под неусыпным тотальным контролем Москвы.