После любви
Шрифт:
Если нет – меня ждут несколько веселых минут (или десятков минут) до того момента, когда недоразумение выяснится и все станет на свои места, и о нем можно будет со смехом рассказать вернувшемуся в Париж Алексу. И пусть какой-то там Слободан зальется румянцем от стыда и неловкости за свою оплошность.
Красный «Рено» возникает на улице Фердинанда Фабра минут через двадцать. Издали я не могу точно определить марку машины, как не смогла бы определить ее вблизи, но красный цвет и откидной верх свидетельствуют: это и есть он, Слободан из конторы Алекса Гринблата. Прервавший офисную сиесту ради встречи с совершенно незнакомой ему женщиной.
То, что выпрыгнуло из красной машины с откидным верхом, меньше всего напоминает офисного антигероя моих эссуэйрианских грез.
Джинсовое недоразумение.
Прорехи на коленях и бедрах; драная жилетка, бывшая когда-то рубашкой, но теперь лишенная рукавов – они вырваны с мясом, с бессмысленной жестокостью, их дальнейшую судьбу даже страшно представить. Но и это еще не все: под жилеткой красуется футболка с хорошо известным мне именем:
РОНАЛЬДИНЬО
Ну точно, меня развели, как девчонку! И передо мной – типичный уборщик, воспользовавшийся телефонным звонком в кабинет боссу. Такой кретинический авантюризм, такой жлобский способ заводить знакомства – как раз в духе офисной обслуги (какой она виделась из безмятежно-каникулярной хмари Эс-Суэйры).
Ничто не заставит меня усомниться в правильности выводов.
Кроме разве что автомобиля. Слишком он хорош. Слишком нов. Слишком splendide. Уборщики на таких машинах не ездят по определению.
Пока я провожу сравнительный анализ красного кабриолета и почивших в бозе жилеточных рукавов, Слободан-РОНАЛЬДИНЬО шарит взглядом по окрестностям «Аль Карама». Спокойнее, Саш'a, спокойнее, или лучше все-таки называть себя Мерседес?.. Я здесь одна, одна на четыре столика; четыре солонки, четыре подставки для салфеток и четыре стаканчика с зубочистками можно исключить. Каковы варианты последующего развития событий?
Он внимательно разглядывает меня и проходит внутрь, чтобы выйти через минуту с выражением досады на лице.
Он внимательно разглядывает меня, садится за соседний столик и смотрит на часы с выражением досады на лице.
Он внимательно разглядывает меня, садится за соседний столик, заказывает кофе и пьет его с выражением досады на лице.
Он внимательно разглядывает меня и возвращается к машине с выражением досады на лице.
Он внимательно разглядывает меня. Заливается краской (а я предполагала, что это наступит позже, много позже и совсем по другому поводу); ладно – пусть не краской, легким румянцем. Останавливается напротив, дергает себя за мочку уха и только потом подходит ко мне.
– Мерседес?
Вот оно!..
Он намного моложе Алекса и Доминика, и моложе Фрэнки, и ощутимо моложе меня, он никого не привел на хвосте, представить его в бледно-голубой водолазке невозможно, куда естественнее он смотрелся бы в велосипедном седле, или в седле мотороллера, или забивающим косячок, или крадущим кетчуп в универмаге, или взламывающим коды доступа к секретным файлам ФБР. Бездумный юношеский пух на его щеках венчается вполне осмысленной бородкой, мочки обоих ушей украшены серьгами (серьга в левом – попроще, серьга в правом – помассивнее). Уйма браслетов на запястьях (кожаный напульснике
Попсовый чувак, как сказали бы мои питерские друзья.
На голубого он не похож.
Вполне себе мачо, только очень юный. Очень хрупкий. Зарубка на дверном косяке, соответствующая росту юного мачо, была бы ненамного выше зарубки, соответствующей моему. Да нет же – совсем не выше! Он темноволос и светлокож, с глазами, из которых так и тянет своровать морскую звезду. И слишком яркими губами, уксусом такие не пригасишь.
– Мерседес?
Вот оно!..
Я делаю глубокую затяжку и выпускаю изо рта струю вонючего дыма. Нет, Мерседес никогда не стала бы курить такую дрянь, «Lucky Strike»!
– Рональдиньо?..
Отлично! Просто отлично! Даже Мерседес, сладкая, как яблоко, чье имя на все лады повторяют мужчины в разных концах света, – даже она не начала бы разговор элегантнее. «Мерседес – Рональдиньо», «Рональдиньо – Мерседес», пока все не выходит за рамки простого уличного знакомства, некая молодая женщина самым естественным образом отреагировала на надпись на футболке некоего задиристого юнца.
– Ха-ха! – неуверенно произносит Слободан-Рональдиньо.
Я снисходительно улыбаюсь ему в ответ.
Оказывается, всего-то и нужно было, что улыбнуться. Приободренный Слободан принимается хохотать: с такой готовностью, что юношеский пух моментально увлажняется и прилипает к щекам.
– Хорошая шутка. Мерседес! Вы позволите так вас называть?
– Рискните.
Вот оно!.. Он никогда не видел Мерседес раньше и никого не привел на хвосте. Кто такая Мерседес и почему она волнует воображение какого-то мальчишки из конторы Алекса Гринблата? Кто такая Мерседес и какие отношения связывали ее с самим Алексом? Уж явно не те, что связывали с ним русскую Саш'a; ах, да, помнится, Алекс произносил мое имя без всякого акцента. И ставил ударение в нем именно там, где нужно.
Мерседес, кем бы она ни была, всегда имела под рукой личный телефон Спасителя мира. Она – имела, а я – нет.
И она спала с ним.
Эта мысль пронзает меня, словно молния. Из других мыслей (с риском для жизни они не связаны):
– все предопределено;
– случайностей не существует.
Я похожа на потерявшего память спецагента из множества американских боевиков; как правило, он приходит в себя среди предметов, которые ни о чем не говорят ему и назначение которых неясно. И любой из этих предметов может оказаться ключом к его прошлому. Или к будущему, все зависит от сценария. Или от того, насколько точно будет придерживаться сценария режиссер.
Неизвестная мне Мерседес может оказаться ключом к Алексу Гринблату. Хотя, признаться, дверь с табличкой «ALEX GRINBLAT» я не слишком-то искала. Но от череды событий, приведших меня к ней, просто дух захватывает: сначала обвинение в убийстве, затем побег: его устроил близкий друг, и он же снабдил меня новыми документами (то ли подлинными, то ли фальшивыми). Он отправил меня в Париж (а мог бы отправить куда угодно) – и единственный человек, которого я знаю в Париже, оказывается по меньшей мере хорошим знакомым женщины, чье имя проставлено в документах. А вдруг совпадет и фамилия? Совсем фантастический вариант, но тогда уже точно можно будет сказать: