После нас - хоть потом
Шрифт:
– Прошу вас, владыко, садитесь…
Архиерей сел. С торжественностью несколько неуместной (дело происходило в кабинете начальника милиции) он воздел пухлые руки и, сняв клобук, бережно поместил его на край стола. Остался в черной шапочке.
Генерал хмурился и в глаза не глядел. В негустую и рыжеватую его шевелюру с флангов врубались две глубокие залысины, норовя повторить знаменитый маневр Ганнибала.
– Про баржу слышали?
– отрывисто спросил он наконец.
С несчастным видом владыка развел мягкие ладони.
– Обрубили трос, -
– Баржу снесло на косу. А местные жители, не будь дураки, вскрыли пломбы и принялись расхищать бушлаты. Если прокуратура (а она уже занимается этим делом) копнет достаточно глубоко, то с полковником Непалимым придется расстаться… Как прикажете дальше работать, владыко? С кем работать прикажете?
– Сказано: аще и страждете правды ради… - начал было архиерей.
– Правды ради?
– Генерал желчно усмехнулся.
– Утром Склизский прибегал - каяться. Бушлаты-то отгружал именно он… И если бы только правды ради!
Архиерей ошеломленно схватился за наперсный крест.
– Вы хотите сказать?..
– Вот именно.
– Голос генерала был исполнен горечи.
– Под прикрытием богоугодного дела гнал ценности на ту сторону. Вместе с бушлатами. Отсылал на хранение каптенармусу, с которым, как сам признался, связан уже давно…
– Господи помилуй!
– В страхе архиерей осенил себя крестным знамением.
– Вот уж воистину: яко несть праведен никтоже…
– Праведен!
– сказал генерал.
– Покажите мне одного праведника, который бы мог разом списать столько бушлатов! Вы же знаете, что в прокуратуре сплошь сидят наши с вами противники, и если всплывет хоть одна зашитая в бушлаты ценность, нам останется уповать лишь на вмешательство Петра Петровича. Склизский - ладно, а вот Непалимого жалко…
Генерал вздохнул.
– А на будущее, владыко… - сказал он, потирая левую залысину.
– Простите великодушно, но что-то с вашими речниками надо делать. Так дальше нельзя. Взять хотя бы тот случай с ревизоршей… Уму непостижимо: багром! Женщину! Интеллигентную! Пожилую!.. А у нее, между прочим, национальность! Сначала демократы здание пикетировали, потом патриоты с плакатом! «Одолжи багор, матросик!» Ну вот как его теперь отмазывать прикажете?
– Так ведь контингент-то какой!..
– беспомощно проговорил архиерей.
– Одно слово: бесы. Да и ревизорша, между нами, взяточница. А у него, как на грех, багор был в руках. По привычке зацепил, без умысла…
– Послушайте, владыко, - взмолился генерал.
– Ну присоветуйте вы там, я не знаю, чтобы хоть меняли этих речников время от времени…
– Так ведь и так меняют! Меняют что ни рейс!
– Простите?..
– Помаргивая рыжеватыми ресницами, генерал непонимающе смотрел на служителя культа.
– Как же меняют, если люди одни и те же?
– Люди - да. А бесы в них - каждый раз новые. Я же и говорю: контингент такой… Что у вас, что у нас… Но вот с баржей - здесь их вины, поверьте, нет. Приказали трос обрубить - они и обрубили.
– Приказали?
– пораженно переспросил генерал.
– Зачем?
Перед тем, как ответить, архиерей боязливо оглянулся на дверь кабинета. Дверь была плотно прикрыта.
–
Генерал откинулся на спинку стула. Рыжеватая бровь изумленно взмыла.
– Как?.. ОТТУДА?
Архиерей скорбно кивнул, и в этот миг грянул телефон. Генерал уставился на аппарат, словно видел подобное устройство впервые. Затем снял трубку.
– Слушаю, - отрывисто известил он.
– Сволокли с косы?.. Что?!
– Лицо его внезапно осунулось.
– Когда?.. Час назад?..
– На глубоких генеральских залысинах проступила испарина.
– Срочно выясни, где в этот момент находились речники… Ну а какие же еще? Конечно, наши!
Он бросил трубку. Владыка смотрел на генерала, широко раскрыв глаза.
– Час назад теплоход «Богдан Сабинин» таранил баржу с бушлатами, - несколько севшим голосом сообщил тот.
– Оба судна затонули.
– Свят-свят-свят!
– только и смог выговорить архиерей.
6. В ПОДВАЛЕ
Второй гость:
– Какие звуки! Сколько в них души!
А чьи слова, Лаура?
То ли здесь, во сне, то ли там, наяву, кто-то тихо и нежно произнес его имя. Вздрогнув, дон Жуан открыл глаза - и сразу попал в липкую душную черноту четвертого круга. Сердце прянуло испуганно… Но нет, это был не Ад - в Аду никто никогда не спит. Это был всего лишь подвал - точное подобие Стигийских топей близ раскаленных стен адского города Дит. Справа из темноты давили влажным теплом невидимые ржавые трубы. В углу, наполняя тесное подземелье удушливым паром, бил слабый родник кипятка.
Шел третий день бегства с борта теплохода «Богдан Сабинин». Что-то подсказывало дону Жуану, что судно, принявшее на борт ладью Харона, недолго продержится на плаву.
В итоге - подвал. А тихий нежный оклик ему приснился, не иначе… Дон Жуан со вздохом опустился на ветхое влажное ложе из пакли и тряпья, но тут голос возник снова:
На заре морозной Под шестой березой, За углом у церкви Ждите, Дон-Жуан…
Он не сразу понял, что это стихи. Резко приподнялся на локте и вдруг плотно, страшно - как будто не себе, а кому-то другому - зажал рот ладонью. А голос продолжал:
Но, увы, клянусь вам Женихом и жизнью…
Она - улыбалась. Даже не видя ее лица, он знал, что, произнося это, она улыбается - нежно и беспомощно. Неслышно, как во сне, он поднялся с пола и двинулся к лестнице, ведущей из подвала в подъезд.
Застенок подъезда был освещен мохнатой от пыли скляницей. Без лязга приоткрыв дверь из сваренных накрест железных прутьев, дон Жуан шагнул наружу.
На каменной коробке подъемной клети теснились глубоко вырубленные непристойности и выражения, дону Жуану вовсе не знакомые. Богохульства, надо полагать… В подвале журчал и шипел кипяток, откуда-то сверху сквозь перекрытия приглушенно гремела дикарская музыка, а девичий голос на промежуточной площадке все ронял и ронял тихие, пронзающие душу слова: